Лера

Со дня посвящения в студенты минула почти неделя, и все это время Алаев делает вид, что меня не существует. Смотрит сквозь, ядовитые комментарии не отпускает, да и вообще появляется в моем поле зрения крайне редко.

Вы не подумайте, я очень рада, что этот токсичный тип больше не отравляет мне жизнь, но вот кое-чего все же не понимаю. Если Тимур так меня ненавидит, то зачем поцеловал? Нет, я прекрасно осознаю, что сама к нему полезла, но он же видел, что это я! И отвечал! Мне точно не померещилось!

В поступках сводного нет никакой логики! Ведь если тебя раздражает человек, ты всячески его избегаешь. И уж точно не пускаешь в свое личное пространство его язык! Ну согласитесь?

Поведение Алаева кажется иррациональным, и мой математически сложенный ум раз за разом терпит фиаско в попытке разгадать его мотивы. Такое ощущение, что я что-то упускаю. Какую-то маленькую, но довольно значительную деталь. Без нее общая картина никак не обретет смысл, по-прежнему оставаясь размытой и невнятной.

– Ну что, готова? – голос Никиты развеивает мои мрачные мысли.

– Да, пойдем, – киваю я, бросая последний взгляд в зеркало.

Чертовски мило, что Матвеев прождал меня целую пару. И все ради того, чтобы вместе пообедать.

Выходим на улицу, и Никита, взяв меня за руку, переплетает наши пальцы. Я не возражаю, в последнее время он часто так делает.

– Как дела с Алаевым? На мозг не капает? – ни с того ни с сего спрашивает парень, когда мы садимся в его машину.

Она у него такая же низкая, как у Тимура, поэтому, чтобы не удариться головой, нужно изрядно изловчиться. Но я уже почти приноровилась.

– Нет, – отвечаю настороженно. – С чего такие вопросы?

Для меня не секрет, что Матвееву известно о нашей с Алаевым «родственной» связи. Видимо, сводный сам посвятил его в подробности, они же вроде как дружат. Однако до сегодняшнего дня Никита не проявлял ни малейшего интереса к данной теме.

– Да просто, – пожимает плечами, нажимая кнопку запуска двигателя. – У Тима всегда был непростой характер. А после смерти матери окончательно испортился.

Все, что касается первой жены Анвара Эльдаровича, для меня табу. Мама не любит говорить об этом, а у Алаевых я, само собой, спросить не могу. Поэтому внезапное упоминание покойной Авроры Карловны вызывает во мне приступ жгучего любопытства.

– Ты знал Тимура еще до смерти мамы?

– Да, мы года четыре знакомы, – кивает Матвеев, выворачивая руль и плавно выезжая на дорогу. – В футбол вместе играли.

– А маму его ты видел? – уточняю осторожно.

– Она нам периодически после тренировок печенье с изюмом приносила. Ну, до тех пор, пока не слегла.

– А чем она болела?

Пользуясь словоохотливостью Никиты, добываю информацию, которая давно меня интересует.

– Блин, как это называется… – парень морщится, напрягая память. – Ну короче, это такой вид склероза, когда поражаются нервные клетки и человек постепенно теряет контроль над своими мышцами. Двигаться нормально не может, дышать. А мозг при этом работает, как обычно.

О чем-то подобном я слышала. Но название тоже не припомню. Жестокая болезнь.

– Ужас, – вздыхаю тихо.

– Да, неприятная штука, – соглашается Никита. – Много нервов сожрала и Тиму, и бате его.

– Я не знала, что вы с Тимуром так близки…

– Да мы и не близки, – отмахивается. – Так, тусуемся иногда вместе. Это мой кореш, Мишка Солданов, с Алаевым все братался. По сути, он и был связующим звеном между мной и Тимой. А сейчас мы просто приятели.

– А куда этот ваш Солданов делся?

– В Штаты укатил, на учебу. Прошаренный оказался, говнюк, – ухмыляется. – Понял, что в Рашке ловить нечего.

– А ты чего тогда не уехал? – спрашиваю иронично. – Раз ловить нечего?

– Так еще не вечер, Лер, – поворачивается и подмигивает. – А, может, я специально остался, чтобы тебя повстречать? Кто знает, может, ты моя судьба?

Никита вновь сжимает мою ладонь, лежащую на коленях, а я весело хихикаю. Про судьбу он, конечно, загнул, но все равно приятно.

– Так, значит, тебя и Алаева друзьями не назовешь? – хочу докопаться до истины.

– Ну почему? Назвать-то можно. Просто наш Тимка – парень с комплексом бога. Любит, чтоб перед ним пресмыкались, – на губах Матвеева играет усмешка. – А я, как ты понимаешь, пресмыкаться не привык.

– Выходит, и Ранель Измайлов перед ним пресмыкается? – говорю недоверчиво.

– Ну нет, с Раном там другая история. Они же с Алаевым сначала друг другу морды набили. Тим даже вроде в больничке лежал… Хотя я не уверен, что из-за этого. Но суть в том, что Измайлов – пацан с улиц, с ним либо по-хорошему, либо никак. А Алаеву после отъезда Мишки Солданова лучший друг нужен был, ну вот они как-то и скорефанились.

Да уж. Занятная история.

Никита отвлекается на телефонный разговор с внезапно позвонившим другом, а я погружаюсь в мрачные раздумья о трагической судьбе мамы Тимура. Как, должно быть, страшно, когда совсем еще не старая женщина так долго и мучительно уходит их жизни. Врагу не пожелаешь.

– А ты не знаешь, когда Аврора Карловна умерла? – спрашиваю я, когда Никита кладет трубку. – Сколько лет назад?

– Лет? – парень недоуменно вздергивает бровь. – Если мне не изменяет память, и года не прошло…

Несколько секунд я тупо моргаю, боясь поверить в услышанное. Этого просто не может быть! Ведь если Аврора Карловна скончалась меньше года назад, то, значит, моя мама начала отношения с Анваром Эльдаровичем, когда тот был еще женат… Нет, это абсурд какой-то! Мама не стала бы уводить мужчину, да еще и у смертельно больной женщины… Она у меня не такая…

– Ты точно ничего не путаешь? – хриплю я.

– Да вроде нет, – Никита чешет затылок. – Если сомневаешься, почему не спросишь у своих родаков? – а потом вдруг догадывается. – Или у вас не принято об этом разговаривать?

– Не принято, – со вздохом подтверждаю я.

– Ладно, Лерусь, не грузись, – парень ободряюще хлопает меня по колену. – Проблемы предков не твоя забота. Они не маленькие, сами разберутся.

Я согласно киваю, но выкинуть из головы полученную информацию не могу. В душе поселяется червячок сомнения и грызет меня изнутри. Нервы обгладывает. Неприятно и неуютно. Черт, ну зачем я вообще в это полезла?

В кафе нас встречает улыбчивая девушка-хостес и сажает за лучший, по ее словам, столик у окна. Никита подсовывает мне меню и велит заказывать все, что душе угодно. А мне и есть-то неохота. Разговоры о родителях всякий аппетит отбили.

В итоге останавливаю свой выбор на грибном крем-супе и отлучаюсь в туалет, чтобы вколоть инсулин. Когда возвращаюсь, Никита ждет меня, откинувшись на спинку бархатного дивана и задумчиво вращая в руках телефон.