– Ох и хитер ты, князь Андрей! Не по годам ловок в делах! Валаам стоит сам по себе, никому не подчиняется.

– Остается одна загвоздка – князь Михаил Андреевич. Монастырские стены вырастут на его землях.

– Его уговорим, он перед новгородскими купцами в долгах, как в шелках.

– Что так? По виду вроде не бражник, в разговоре рассудителен.

– Жена да семеро дочерей чуть было по миру не пустили. Его терем в Белозерске побольше великокняжеского.

– Понятно. Надо бы еще одну крепость заложить…

– Не много ли? Ты сначала на карельских землях устройся, затем на мурманские земли заглядывайся.

– Пришлите толковых людей в помощь моему архитектору, через два года сами начнут крепости строить.

– Плату непомерную затребует.

– Это моя забота, с ним я сам договорюсь.

– Ну-ка покажи мне свою гривну!

Норманн пожал плечами и положил перед архиепископом гривну на золотистом шнурке от кроссовки.

– До завтра оставь у меня. Ты родственников не пытался искать?

– Я?! Здесь?! Да откуда у меня могут быть родственники в этом мире?! – и прикусил язык.

– Ты молод, отец твой должен быть жив, если не сложил свою голову в бою. Мать Жданой звали?

В ответ Норманн только кивнул головой. А что скажешь? Я, мол, через портал времени прошел, до моего рождения без малого семьсот лет.

Следующие два дня Норманн писал картину, вникал в детали купеческой жизни и расспрашивал покупателей латунных украшений. Впрочем, и Тега оказалась весьма толковой торговкой, она тщательно записывала все пожелания своих клиентов. В результате получил полную корзину с аккуратными рулончиками бересты. Встречи с купцами, которые организовывал Сипой, начинались с вопроса о мурманах. Торговый люд опасался, что эта рать пойдет или на Новгород, или пограбит ближайшие города и села. Не удержался от этой темы и воевода Ахмыл.

– А ты оказывается умелец на все руки! – обнимая, воскликнул представитель московского князя.

– Не надо преувеличивать, – засмеялся Норманн, – кое-что умею, а до умельца мне не дотянуться.

– Не скромничай, за зиму княжеский удел себе отвоевал! Иной всю жизнь бьется, а дальше трех деревень вырасти не может.

– Повезло, пьяных свеев врасплох застали, вот и побили легко.

– Ну да, они из Денсгольма сами убежали. Кстати, сердобольский воевода сообщил, что две сотни к тебе ушли. Это правда?

– Не совсем, сначала Лунд увел чуть более полутора сотен воинов, затем к нему еще почти сотня прибилась.

– О том и разговор. Удел у тебя малый, а войско собрал вровень с Новгородом.

– Тоже мне сравнил! Корабельная дружина на полсотни кораблей, вот тебе полторы тысячи.

– Все равно у тебя воинов намного больше.

– Какой там! В крепостях гарнизоны да ушкуйники. Людей не хватает.

– На ушкуи посадишь пришлых мурманов?

– Больше некого. Кормчих из Новгорода и двух дюжин не набрал.

– Куда набег затеял? Не на наши земли?

– Ну да, сначала поставлю здесь свои склады, потом приду и сам ограблю. Не смешно. В Персию собрался.

– За год не обернешься.

– Это почему еще?

– Быстрее никак не получится. В Вышнем Волочке и Волоке на Ламе[12]по весне будут большие очереди.

– Вообще-то я хотел пройти на Итиль прямиком с Онежского озера.

– Пойдешь соляным путем? Имей ввиду, на Вытегре и Шексне острогов нет, там что ни село, то разбойничье гнездо.

– Зато мурманам будет не скучно, порезвятся вволю. Заодно полон на продажу соберем.

– Ты поосторожней, в набат ударят, и на выходе из Шексны княжеская дружина встретит.

– Что же делать? Для меня это самый короткий путь.

– Поговори с князем Михаилом Андреевичем, пусть тебе своего человека в дорогу даст.

– Спасибо за добрый совет!

– Нет, князь Андрей, это тебе спасибо. Дружина испробовала твои щиты – легкие, удобные, крепкие. Я еще хочу заказать.

А фанера то тю-тю, нету, закончилась. И не скажешь воеводе об этом, он одно поймет – обман был.

– Я начал делать другие щиты, из железа. Они легче и удобнее. – Норманн с ходу придумал отговорку.

– Не скажи, был у меня железный щит, московские кузнецы подарили. После каждой сечи в ремонт относил.

– Что так? Неужели насквозь пробивали?

– Хуже, сминается от ударов.

– После ледохода жди подарок, проверишь мой щит и отпишешь.

– Испытаю, почему нет. Люди хвалят твое умение. А Царские врата! Просто чудо! Даже не верится, что сделано человеческими руками!

– Ничего сложного, кузнецы да литейщики отлично сработали.

– Не скромничай! Давеча сам архиепископу сознался, весь Новгород тебя благодарит за подарок чудесный.

Снова вляпался. О металлических щитах он ничего не знает, персидский щит лучника против стрелы – тоска. Снова придется изобретать. Одно хорошо, Ахмыл сказал о деформации, что уже наводит на определенные мысли. Кричное железо по своей природе очень мягкое, по прочности щит получится вроде кровельного железа. И закалка не поможет, не те технологии, трещины пойдут. Нормальные стальные щиты появились одновременно с кирасами, когда люди научились плавить руду. По дороге в монастырь Норманн раздумывал над вариантами изготовления. Но воображение рисовало неподъемную металлическую дверь, которую как-то раз он помогал затаскивать на третий этаж. Надо придумать свой вариант, адаптировать классический персидский щит к методике ведения рукопашного боя.

С утра Норманн собрался на торг, хотел зарисовать кремль со стороны реки. Он бывал в Новгороде двадцать первого века, но никогда не интересовался историей города. Сейчас, оказавшись здесь поневоле, поразился серьезности городских укреплений. Привычный кремль у реки, это последняя линия обороны, далее шло второе кольцо мощных стен и башен, а передовой рубеж проходил по рекам Гзень и Тарасовец. Ох, не просто пройти через три линии каменных стен и взять этот город, а с учетом окружающих город монастырей и мощного флота, захватить Новгород практически нереально. Однако военная сторона Норманна не интересовала, он собирался запечатлеть красивый вид на кремль. Кроме того, планировал сделать несколько этюдов и зарисовок местных жителей. Колоритный вид обывателей так и притягивал, просился на холст. Шубы носили мехом вовнутрь, а внешнюю сторону обшивали шелком или сукном. Причем ткань была необычайно ярких красок, главным образом алая или небесно-голубая. Послышался осторожный стук в дверь, затем в приоткрывшейся щелочке показалась голова молодого монаха.