Мы начали с занятий по правилам визуального полета, то есть при хорошей погоде, когда пилот может видеть горизонт и обходить любые препятствия или другие самолеты. После 12 полетов с инструктором меня объявили «готовым к одиночному пилотированию».

Первый раз, когда пилот летит один, – это великий день. Я забрался в самолет, не чувствуя особой уверенности. Ночью я плохо спал, мешали мысли о возможных ошибках. Погода оказалась идеальной: чистое небо, слабый ветер. Я хорошо взлетел и провел в воздухе около полутора часов, продемонстрировав умение держать высоту и скорость и ни во что не врезаться. Теперь нужно было сесть. Я вспомнил действия, которые выполнял во время прошлых приземлений. Важно не забыть выпустить шасси, когда скорость будет ниже определенного предела. Я был так поглощен множеством необходимых при посадке манипуляций, что выпустил шасси слишком рано, при такой высокой скорости аэродинамические силы могли повредить шасси, а в худшем случае – разрушить. Я в тот же миг осознал ошибку, но было поздно. Оставалось сознаться.

– Башня, вызывает Красный Рыцарь восемь – три – два.

– Слушаем, Красный Рыцарь восемь – три – два.

– Я поспешил с выпуском шасси, но они раскрылись и зафиксировались.

Я съежился в ожидании ответа.

– Ладно, делайте круг на высоте 50 метров, пока мы думаем, как поступить. Сколько у вас горючего?

Я сообщил уровень горючего с чувством облегчения. Диспетчер вроде бы не обеспокоился, в его голосе, как всегда, звучала скука. Решено было направить меня к башне, чтобы инспектор взглянул на шасси и подтвердил, что они выпущены и целы. Так и оказалось, и мне разрешили посадку.

Курсанты нередко совершают такого рода ошибку во время первого полета, и я знал, что смогу реабилитироваться. Тем не менее я был недоволен. Я-то хотел, чтобы мой первый самостоятельный полет прошел без сучка без задоринки.

В ВМС есть поговорка: «Одни ошибаются, другие тоже ошибутся». Очень легко, видя чужую промашку, сказать: «Я бы такого никогда не сделал». Но вы могли бы это сделать и еще можете. Важно об этом помнить, чтобы избежать особой разновидности самоуверенности, из-за которой гибнут пилоты. Вспоминая, как поторопился с выпуском шасси, я понимаю, что сразу получил полезный урок.

У нас был тренажер Т-34, и некоторые полеты на оценку мы «совершали» на нем, а не на настоящем самолете. Всякий раз, как появлялось новое расписание, я записывался на тренажер первым, стараясь захватить максимум времени. Во всех аттестационных полетах на авиатренажере я показывал исключительно высокие результаты – неудивительно, что моя целеустремленность произвела впечатление на летных инструкторов, которые помогали нам готовить тренажер к занятиям.

После нескольких самостоятельных полетов я начал осваивать фигуры высшего пилотажа. Я снова вышел с инструктором, слушая объяснения маневров, которые он собирался продемонстрировать. Оказалось, у меня к этому настоящий дар, и эта часть обучения – чувство свободы, которую она мне дарила, – стала моей любимой. Мне нравилось летать вокруг больших пушистых облаков, подчинять самолет своей воле, опрокидывая его вверх и направляя в любую сторону, чувствовать, как тебя прижимает к креслу при ускорении, и я никогда не страдал от дезориентации или тошноты, как некоторые начинающие летчики. Было здорово обнаружить область пилотирования, в которой я был на высоте. Освоив эту часть учебного плана, я не мог дождаться занятий по высшему пилотажу на более мощном самолете.

Некоторые курсанты «отсеялись», даже не начав самостоятельно летать: не смогли выполнить нормативы по плаванию, одолеть курс по выживанию или получить допуск к одиночным полетам. Целью программы не было не взять как можно большее число людей: ВМС уже очень много вложили в каждого из нас и хотели, чтобы мы добились успеха. В то же время нужна была уверенность, что мы не подвергнем опасности себя и других. Лишь немногие поступившие в летную школу по окончании ее получили направление в реактивную эскадрилью, и я сделал все возможное, чтобы оказаться среди них.

Мы знали, что результаты распределения будут оглашены в ближайшую пятницу. В тот день мы собираемся в вестибюле, ожидая решения своей судьбы. Я не чувствую нервозности, какую, судя по всему, испытывают некоторые однокашники. Я сделал все, что мог, не жалел себя и сделал все, что было в моих силах. Я готов к любому исходу.

Наконец, секретарь вывешивает на доске объявлений обычный листок. Мы бросаемся к нему. В нем десять имен в алфавитном порядке и рядом с каждым – назначение. Рядом с «Келли, Скотт» я вижу слова «Авиационная база ВМС “Бивилл”». Есть! Я оказался одним из двух курсантов нашей группы, направленных в реактивную авиацию. Несмотря на сочувствие к друзьям, которым это не удалось, меня переполняет восторг. Моя мечта может сбыться!

25 апреля 2015 г.

Сегодня суббота, почти два месяца моей экспедиции. Терри умерщвляет мышь. Вечером нас вызвали с Земли и сообщили, что одна из мышей «испытывает страдания» и сегодня ее необходимо усыпить. Утром мы первым делом заглянули в виварий и нашли бедного зверька в ужасном состоянии – без одной лапки, очевидно, отгрызенной другими мышами или им самим. Мы быстро организовываем эвтаназию. Печально сознавать, что мышь мучилась целую ночь, пока мы спали. Мы сообщили на Землю, что в дальнейшем хотим сразу же узнавать о подобных ситуациях. На Земле пытались сберечь наше время, но мы предпочли бы сами принять решение. Там, похоже, удивились, что мы приняли случившееся так близко к сердцу. Я избежал ошибки и не привязался к мышам, зная, какая судьба их ждет, однако совершенно не питать к ним интереса невозможно, поскольку их тела претерпевают те же изменения, что и наши. Поначалу они выглядели больными и дезориентированными и странно двигались, но с каждым днем приобретали все более здоровый вид и все лучше осваивали премудрости движения при нулевой гравитации, как и мы.

Прошлым вечером, когда поступил вызов по поводу этой мыши, мы досматривали «Гравитацию» В «Ноуде-1», обращенном к «Лэбу», мы натянули большой экран и собрались перед ним все, кроме Саманты, заканчивавшей тренировку. Странное дело, когда люди смотрят кино в космосе, то инстинктивно занимают по отношению к экрану такое положение, как будто лежат перед ним. В невесомости наше самочувствие никак не связано с положением тела в пространстве, но ассоциативная связь между «посмотреть кино» и «лечь и расслабиться» настолько сильна, что я действительно чувствую себя более расслабленным в этом положении. Фильм оказался великолепным. Нас поразило, насколько реалистично изображена МКС, а наша пятерка в этом отношении необычайно требовательная аудитория. Казалось, мы смотрим кино о том, как горит твой дом, когда ты находишься в его стенах. Когда Сандра Буллок избавилась от скафандра и стала парить в белье, мимо экрана проплыла Саманта в спортивном костюме, и я пожалел, что не сделал фото, где они были бы вместе.