– К субботе я это выясню.

– Давай решим вопрос прямо сейчас, – предлагаю я.

Через несколько минут она направляет камеру iPad на паутину проводов позади компонентов стереосистемы в кладовой, а я вглядываюсь в расплывчатое изображение на своем экране, пытаясь понять, какое соединение не в порядке.

– Нажми кнопку слева, – говорю я. – Нет, не эту, соседнюю.

– Я нажимаю. Она просто не работает.

Видеоконференция внезапно прерывается, когда мы выходим из зоны радиосвязи. Картинка на моем экране неподвижна: в большем «окне» Амико – в темной кладовой ее лицо кажется измученным и невыразительным, – в меньшем мое собственное, застывшее на полуслове. Мы оба выглядим до крайности раздраженными. Что, если мы видимся в последний раз? Мгновение я гляжу на наши лица и закрываю ноутбук. Уровень СО2 растет, и я чувствую, как приходит головная боль.

Пару часов спустя, когда связь восстановилась, я звоню Амико на мобильный.

– Я просто извиниться за то, что потратил нашу видеоконференцию на попытку починить динамики, – говорю я. – Это могло подождать.

– Я знаю, как ты не любишь оставлять недоделанные дела, – отвечает Амико.

В ее голосе звучит прежняя теплота. Мы немного беседуем и желаем друг другу спокойной ночи.

На следующий день я посоветовал Амико скачать руководства по эксплуатации динамиков с сайта производителя, и это упростило поиск проблемы. Наша видеовечеринка прошла идеально.

Русские до сих пор ничего не говорят о причинах отказа «Прогресса». Мы не знаем, есть ли у них обоснованная гипотеза, которую нужно лишь подтвердить, или они понятия не имеют, что произошло. Терри, Антон и Саманта по-прежнему в неведении, когда состоится их отбытие. Каждый вечер Терри плывет в русский сегмент темным изогнутым коридором через PMA-1 (Pressurized Mating Adapter – герметизированный стыковочный адаптер) в ФГБ (функционально-грузовой блок) над тоннами груза, прикрепленного к полу. Оказавшись на просторе служебного модуля, Терри притормаживает, чтобы посмотреть в три обращенных к Земле иллюминатора в полу, из-за которых модуль кажется лодкой со стеклянным дном, и спрашивает Антона, всегда работающего за своим компьютером в наушниках, есть ли новости о возвращении «Союза». Антон пожимает плечами и отвечает: «Нет». Геннадий рассказывает нам, что Москва нашла возможного виновника аварии «Прогресса» и что у нашего «Союза» – того самого, на котором мы прилетели сюда и которым Геннадий с двумя спутниками будет возвращаться в сентябре, – может быть та же проблема. Мысль о том, что мы могли погибнуть, отрезвляет. Скверные новости!

Поскольку Земле так и не удалось снова запустить «Сидру» из «Ноуда-3» после срабатывания пожарной сигнализации, сегодня мы с Терри ремонтируем ее вместе. Мероприятие напоминает переборку коробки передач – сложная, кропотливая, требующая внимания работа, – но в данном случае от результатов зависит наша жизнь. Другая «Сидра» ненадежна, и на нас давит груз ответственности: нужно убедиться в работоспособности этой.

Демонтировать чертов агрегат с помощью Терри гораздо легче, чем в одиночку, но все равно, какой же это геморрой! Клапаны расположены в таких местах, что рукой до них не добраться, и приходится многократно пользоваться ключами четырех размеров, каждый из которых поворачивает болт только на 10–12 градусов. На то, чтобы только отвинтить один болт, уходит полчаса, и в процессе Терри так сильно повреждает кожу на тыльной стороне ладони, что приходится делать перевязку. В космосе кровь превращается в шарики, которые, если их не собрать, летают повсюду. Наконец нам удается извлечь «Сидру» из стойки и перенести в японский модуль – там просторнее. Перемещать такой массивный предмет нужно медленно и осторожно. После перерыва на ланч мы идем заканчивать работу. На следующий день, решив, что ремонт окончен, мы снова тащим «Сидру» в «Ноуд-3» и пытаемся вернуть на стойку. Она не влезает. Мы поворачиваем ее так и эдак, пробуем разные приемы, прилагаем больше или меньше силы, упираемся в нее плечами. К нам присоединяется Геннадий, чтобы надавить посильнее. Без толку! Мы с Терри осматриваем монстра и замечаем на днище какие-то шайбы, не имеющие, кажется, никакого иного предназначения, кроме как удерживать агрегат на месте, когда он правильно установлен. (Возможно, их поставили для защиты «Сидры» от вибрации при запуске.) Мне кажется, что, если их снять, аппарат немного опустится и встанет как надо.

Я вызываю Землю и делюсь соображениями по поводу шайб, ожидая услышать типичный ответ НАСА, что вопрос требует дальнейшего изучения и консультаций со специалистами – многодневного обмена электронными письмами и телефонными звонками и ряда собраний, – прежде чем они сочтут решение приемлемым. Склонность НАСА к перестраховке и излишнему анализу – это одновременно хорошо и плохо. Мы предпочитаем делать все как всегда, пока привычный образ действий не убьет астронавтов или не уничтожит ценное оборудование. В то же время эта позиция часто мешает нам опробовать новые подходы, которые могли бы сберечь много времени и избавить от проблем. Сомневаюсь, что Центр управления полетами всегда учитывает, что наши время и силы – ресурсы и порой они растрачиваются впустую.

После краткого обсуждения Земля дает нам указание попытаться снять шайбы. Мы с Терри удивленно переглядываемся: то ли в Центре меняется культура управления, то ли операторы начинают больше доверять мнению астронавтов.

Получив добро, я радостно срываю шайбы с помощью ломика. Терри приходится удерживать «Сидру», пока я орудую инструментом, поскольку в невесомости вес агрегата не оказывает противодействия силе, которую я к нему прикладываю. Теперь мы без проблем задвигаем «Сидру» в стойку, с удовлетворением слыша звук, с которым она скользит на место. Подождем до завтра и попробуем ее включить.

Когда мы убираем инструменты, Терри восклицает с детским восторгом:

– Ух ты! Конфетка!

Маленький кусочек чего-то, по виду съедобного, проплывает мимо. Мы нередко упускаем фрагменты пищи, которые несколько дней спустя являются кому-нибудь в качестве неожиданного перекуса.

– Не забывай о мышах, – предупреждаю я. – Возможно, это не шоколад.

Он присматривается.

– Черт, использованный лейкопластырь.

Терри ловит его и отправляет в мусор. Вечером я пересказываю эту историю Саманте, и она сообщает, что сама на прошлой неделе съела нечто, казавшееся конфетой, и слишком поздно поняла, что ошиблась.

Ночью, когда я парю в спальном мешке с закрытыми глазами, у меня случается нечто вроде судороги, которые иногда бывают у людей, готовых заснуть, когда кажется, что падаешь и пытаешься удержаться. В космосе это выглядит более эффектно, потому что в отсутствие гравитации, прижимающей тело к кровати, оно сильно дергается, – а сегодня особенно, поскольку судорога происходит одновременно с яркой вспышкой космического излучения. Пытаясь снова заснуть, я думаю, вспышка вызвала мышечную реакцию или это совпадение.

На ежедневной планерке мы узнаем, что Терри, Саманта и Антон улетят 11 июня, на месяц с лишним позже запланированного, а новый экипаж прибудет 22 июля. Их «Союз» пристыкован к станции с ноября, а космический корабль может без ущерба для безопасности простаивать лишь какое-то определенное время. Неясно, в какой степени решение продиктовано этими временны́ми ограничениями и в какой – убежденностью, что у «Союза» нет проблем, погубивших «Прогресс». Как бы там ни было, Российское космическое агентство оценило риски и решило, что скоро их отлет.