— Ты выгнал Суару, — тихо сказала я, хотя вовсе и не собиралась заводить эту тему. Вздрогнув о т собственных слов, что сорвались с языка, я с неким беспокойством ждала, что же не ответят.

— Я сохранил ей жизнь. И дал возможность на счастье, — темные глаза уставились на меня, словно считывая эмоции. — И ты, Лисица, это знаешь.

— Знаю, — нехотя произнесла, не в силах отвести взгляд.

— Но ты, все же, рада, что Суара вышла замуж, — это был не совсем вопрос. Под пристальным взглядом Эргета я почувствовала, как щеки заливает румянец. Колдун усмехнулся, и вдруг потянул меня вниз. Словно напившись кумыса, чувствуя головокружение и легкость в ногах, я первое мгновение видела перед собой только звезды. Огромные, яркие, рассыпанные по небу щедрой рукой, они и манили и пугали. Но почти сразу надо мной появилось, скрытое тенями, лицо колдуна.

— Скажи мне, ты же рада, что Суара больше не живет рядом? — тихо, завораживающе-вкрадчиво, спросил этот мужчина, нагибаясь к самому уху, и вновь открывая мне вид на звезды.

— Да, — тихо выдохнула, вздрагивая от того, как теплое дыхание щекочет кожу. Никогда не испытывала подобного трепета и волнения,

— Правильно, Лисица. Всегда говори мне правду, — еще тише выдохнул колдун, закрывая собой звезды и практически воруя мое дыхание.

Чувствуя, как кровь грохочет в висках, как кожа начинает пылать, я все ждала касания губ. Ждала тех невероятных ощущений, которые достались мне в пошлый раз, но Эргет все медлил, словно дразня, и не давая того, что так хотелось.

— Не сейчас, Менге Унэг, — чуть отстранившись, больше не нависая так низко надо мной, колдун с кривой усмешкой рассматривал мое лицо, словно на нем было написаны все мысли, что бродили в моей голове. — Когда я вернусь из похода, тогда и будем решать, что мне делать с тобой. А пока прилежно учись.

Резко отстранившись, колдун оставил меня словно в каком-то тумане, хотя небо оставалось таким же ясным и чистым. До ушей доносился потусторонний скрип и скрежет, словно огромные когти царапали землю изнутри. Слышалось тихое подвывание и трескотня каких-то насекомых. Только все это больше не трогало меня. Я чувствовала неудовлетворение, обиду и неясную тоску, словно меня раздели и нагой выставили перед всем улусом. Чувствуя, как вниз, по виску катится горячая слеза, я судорожно вздохнула. До чего все сложно и непонятно.

— Не рыдай, девушка, — тихо проговорил Эргет, заставив задохнуться. Я была уверена, что колдун ушел, оставив меня совсем одну на краю этой пустыни. — Поверь, ты останешься довольна, просто все это будет не сейчас.

Пытаясь успокоиться, чтобы еще больше не выдать собственное разочарование, хотя, кажется, это уже было невозможно, я всматривалась в звезды, выискивая знакомые рисунки. Колдун прав, я просто не имею права что-то у него требовать или чего-то ожидать. Согласившись быть последней служанкой в его юрте, я смею быть недовольна сейчас, оказавшись на правах господской дочери. Впору чувствовать себя неблагодарной. Только никак не получалось.

Дорогу обратно в улус я почти не запомнила. Хотелось спать, хотелось несколько раз стукнуть одного колдуна по лбу, что было мне вовсе не свойственно.

Или же наоборот, хлестнуть свою лошадку так, чтобы она унесла меня куда-то дальше, в самую глубь степи. Туда, где никто не найдет, где никто не увидит. Рядом, столь же молчаливая и грустная, ехала Ду Чимэ, словно не для меня одной эта ночь оказалась странной, непонятной, с налетом потустороннего присутствия. Степнячка то и дело вздыхала, кривилась, словно тяжелые думы преследовали ее и в дороге. Впрочем, вся поездка обратно больше походила на парад призраков, в такой тишине, нарушаемой только стуком копыт, мы двигались.

Небрежно скинув вещи, даже не потрудившись разложить одеяние, я рухнула в постель, лицом вниз, тяжело, печально выдыхая.

— Тебе тоже грустно? — с соседней постели тихо спросила Ду Чимэ.

— Да, — нехотя призналась я, чувствуя, что сегодня стала еще ближе к этим людям, что приютили меня и дали все необходимое.

— Так всегда бывает перед походом. Каждый раз думаю, что же будет, если брат не вернется.

— А Тамгир? За него не переживаешь? — мне совсем не хотелось даже допускать мысли, что Эргет может погибнуть в бою.

— Тамгир? Никто не возьмет невесту из родного улуса. Так не принято, и рыжий это знает. Пусть катится по степи, как колючка, и не туманит голову честным девушкам, — сердито фыркнула Ду Чимэ, отворачиваясь к войлочной стене юрта.

Кажется, в сердце гордой девушки все же был уголок, отведенный одному рыжему, настойчивому великану. Только я не знала, насколько важным является то правило, о котором она говорила. Если им не суждено быть вместе, от чего же Тамгир так уверен в себе и настойчив? Подумав, что разобраться с чужими делами проще, чем со своими собственными, я решила утром переговорить со старшими женщинами. Им же полагается меня учить?

С этими мыслями, стараясь не думать о том, что было между мной и Эргетом сегодня а особенно о том, чего не было, я уснула.

Утренняя суета, крики, непривычная тревога и воодушевление в воздухе — то, что разбудило меня на другой день. Все это так сильно отличалось от привычного размеренного поведения степняков, где каждый жест и каждый шаг был продуман, чтобы не тратить силы понапрасну и не гневить богов, что сон слетел сам собой. Резко сев на постели, протирая глаза и смахивая с лица серебристые пряди, я широко зевнула. Ночная прогулка выбила из привычного режима, делая голову тяжелой, а мысли вязкими.

— Что там? — видя, что Ду Чимэ, разбуженная теми же криками и моим шебуршанием, проснулась, попыталась узнать у девушки. Ей точно известно больше, чем мне.

— Собирают поход. Орда выходит к ночи, — отозвалась степнячка, кривя губы.

— К ночи? Как? — сидя на постели в одном белья, я почувствовала, как по телу прошлась волна холодной дрожи. Одна мысль, что Эргет уедет вечером заставила кровь похолодеть. Не понимая, как так случилось, я этого не знала, вскочила с постели, судорожно хватаясь за одежду.

— Уймись, — тихо и как-то устало проговорила Ду Чимэ. В ее голосе были такие нотки, что я едва не выронила рубаху. Подняв глаза на девушку, вопросительно вскинула брови. — К брату нельзя. У него обряды. Мать жжет травы, и говорит с духами. Когда придет время провожать — тогда сможешь его увидеть. Но говорить не полагается. Вы попрощались вчера.

— Но почему он не сказал?

— Потому, что не хотел видеть твои слезы, — продолжила девушка, медленно выползая из под тонкого покрывала. — Не знаю, что происходит между вами, но брат никогда не приводил девушек в мой юрт. Никогда не давал еду со своего стола посторонним. Не подумай, я рада твоему присутствию. Но это вовсе не значит, что я понимаю происходящее.

Несколько мгновений мне понадобилось для того, чтобы переосмыслить слова Ду Чимэ, хотя и раздумья не помогли разобраться в том, что же на самом деле происходит. Отбросив лишнее, я уцепилась за ТОО, что на самом деле имело значение.