— Дамир, сынок, ну-ка, слезай… Пойдем в дом.

— Не хочу! — топает ногой.

— Мы выйдем еще погулять, когда ты поспишь. Хорошо?

До того, как наша жизнь покатилась к черту, с Дамиром можно было запросто договориться, но в последнее время он ведет себя совсем не так покладисто, как я привыкла. И мне с большим трудом удается увести его с площадки. По дороге к нашему удаленному домику мы то и дело натыкаемся на других туристов. Я шарахаюсь от них, как от прокаженных, в каждом видя угрозу, которой нет. Немного спокойней становится лишь в нашем домике. Но стоит мне только спустить сына с рук и чуть перевести дух, прислонившись к закрытой двери, как кто-то начинает колотить в неё со всей дури.

— Открой немедленно. Ты что за цирк устроила?!

Тимур! Судорожно выдыхаю. А Дамиру, кажется, и дела нет до того, что происходит, катаясь по полу, он стаскивает с себя комбинезон. Трясущимися пальцами нажимаю на ручку, и замки открываются сами собой.

— Не смей без меня никуда уходить!

— Уходить? Но ведь ты сам куда-то подевался. Что мне нужно было делать?

— Ждать! Я был в двух шагах. Заказывал нам обед в ресторане.

— Ну, извини. Твои мысли я читать не умею.

Меня накрывает откатом. Телом проносится дрожь. И я натягиваю посильней рукава толстовки, пряча в них озябшие руки. Тимур внимательно за мной наблюдает.

— Обед подадут минут через пятнадцать. Переодевайтесь. — говорит он и, оттолкнувшись от стены, уходит прочь. Перевожу дух, собираю разбросанные Дамиром вещи, вешаю их в шкаф и заставляю сына вымыть руки после прогулки. Сама бы я с радостью искупалась, но времени на это, похоже, нет. Может быть, после. Когда покормлю Дамира и уложу его спать.

Обед проходит в гробовом молчании. Точнее, молчим мы с Тимуром, а вот Дамир заливается соловьем. Определенно ему пошла на пользу верховая езда, вот если бы еще Тимур не гнал лошадь так сильно. Я готова думать о чем угодно, только не о своих страхах. Но они все чаще захватывают меня в свой плен. И такое лезет в голову… от чего остатки моих нервов натягиваются до предела и лопаются… лопаются… лопаются…

— Я пойду, уложу Дамира спать.

— Еще ведь рано?

— Ему всего три. Он спит днем.

— Тогда я уложу его сам. Ты не против, сынок?

— А ты прочитаешь мне сказку?

Тимур снова переводит взгляд на меня. Выражение его лица абсолютно непроницаемо, и на всякий случай я поясняю:

— Ему по-прежнему три.

— Я в курсе, — цедит Тимур и, опалив меня напоследок презрением, берет нашего сына за руку и выводит из комнаты прочь. С трудом гашу в себе желание побежать за ним следом. В конце концов, он сам этого захотел, вот пусть теперь и выкручивается. Чтобы скоротать время — начинаю убирать со стола. Складываю грязные тарелки и чашки, а когда работы больше не остается, иду к себе. Снимаю осточертевшие джинсы, толстовку, чтобы переодеться во что-то более удобное, да так и застываю с открытым ртом.

— Ты изменилась, — резюмирует Тимур, неторопливо ко мне приближаясь.

— Я родила ребенка, — шепчу я севшим голосом и поднимаю руки, чтобы прикрыть наготу. Если снизу на мне остались хотя бы трусики, то вверху я полностью обнажена. Скрещиваю руки на груди, но практически тут же Тимур разводит их в стороны и прижимает к бокам, не сводя горящего взгляда с тугих вершинок, которые по мере того, как он на них пялится, становятся все больше и ярче.

Тимур облизывает губы, неторопливо поднимает ладонь и задумчиво касается костяшками пальцев сначала одного соска, потом другого. Я закашливаюсь, втянув в легкие больше кислорода, чем они могли бы вместить.

— Ты кормила Дамира грудью?

Во рту пересыхает. Нет. У меня и с этим ничего не вышло. Казалось бы, что сложного в том, что делают сотни миллионов женщин по всему миру? Но я не смогла наладить даже грудное вскармливание.

— Нет.

— Фигура оказалась важнее здоровья ребенка?

Слова ударяют точно в цель. По самому больному месту… Не думаю, что он мог это предугадать, но если хотел причинить мне боль — у него получилось.

— Моя фигура здесь была ни при чем.

— Почему кесарево? — пальцы с груди переместились вниз. На аккуратный, почти незаметный шрамик чуть выше линии роста волос.

— Потому что не получилось иначе.

— А ты пробовала?

О да, милый. Знал бы ты, чего мне это стоило. Впрочем, я не в обиде. В этой жизни мне ничего не давалось легко.

— Я пыталась.

— Но тоже не справилась, так? Удивительно, такая с виду цветущая, но ни на что не годная… Знаешь, у жены моего брата — врожденный порок сердца. Беременность ей была категорически противопоказана. Но она так горела этим… что, рискуя жизнью, родила чудесную девочку. И, что характерно, выкормила ее… Хотя сама — такая хрупкая, что кажется, дунь — рассыплется.

Молчу. Что тут скажешь? Моя тяжелая грудь взволнованно вздымается. Мне так хочется это все прекратить, но что, если этим еще сильнее его разозлю? Зубы начинают выбивать дробь. И к моменту, когда его твердые пальцы проскальзывают под резинку простых трикотажных трусиков, меня уже конкретно подкидывает.

— Ч-что ты делаешь?

— Пользуюсь одним из немногих преимуществ супружества?

Длинный палец проникает внутрь, темная голова склоняется к груди, опаляя жаром дыхания.

— Ты ч-что… правда планируешь спать со мной?

— А с кем же мне спать, как не с собственной женой? Помнится, раньше ты ничего не имела против…

— Не думаю, что это хорошая идея. — Мой голос дрожит, я обхватываю пальцами его руку, но с таким же успехом я могла приказать урагану остановиться. Он так силен, что я не смогу ему помешать, что бы он ни захотел со мной сделать. — Я вообще не понимаю, зачем ты устроил нашу женитьбу. В этом не было никакой необходимости. Я бы не стала препятствовать вашим встречам с сыном и так…

— А ты бы и не смогла мне препятствовать.

— Тогда тем более не понятно, зачем это все! — шиплю я на грани истерики.

— Не знаю… Вдруг ты сможешь убедить меня над тобой сжалиться? — к первому пальцу добавился второй. — Попробуй меня убедить…

Тимур

Она такая тугая, что у меня сносит крышу. В одно мгновение. Напрочь. Или это случилось гораздо раньше, когда я увидел ее голой? Или я всегда хотел лишь её одну, но сам себе в этом не признавался… И даже думать о том не позволял?

Развожу пальцы, тяну ее, изучаю… Не может женщина ее возраста быть такой узкой. Ее гребаный муж погиб не так давно. И тогда получается, что они либо вообще не спали вместе, либо у него большие проблемы с оснащением.