Но вот пространство за стеной окончательно очистилось.

1548 год — 8 сентября, Казань

Вид гонца, что прискакал на взмыленном коне по Арской дороге, заставил Ивана Васильевича немало напрячься. Добрые вести так не приносят. Да чего уж, там. Первая мысль, что проскочила в голове Государя, была: «Хорошо хоть конную батарею вовремя отвел оттуда».

— Что случилось?

— Ногаи.

— Где? Много их?

— Александр Борисович бой им дал. Сколько не ведаю. Но побили наших. Сильно. Они в острог отошли.

— Большим числом?

— Куда там? — Горько махнул рукой гонец.

— Как они напали?

— Я не знаю, — печально покачал головой гонец. — Не видел.

— А что слышал? Что говорили?

— Говорили, что их тьма тьмущая.

— Ясно… — недовольно скривился Басилевс. — Князь жив?

— Был жив. Он в остроге и засел.

— Князь всеми силами был у острога?

— Нет. Сотни по окрестным землям шуровали.

— Грабили?

— Под руку твою подводили.

— Хорошо. Иди отдыхай, — произнес Государь, отправив гонцу к походной кухни войск «нового строя», где его должны были накормить, напоить да в чувства привести. А сам обернулся к Воротынскому. — Что думаешь?

— Тысяч десять там идет. Вряд ли больше. Большому войску по верховьям Камы не пройти. Сказывают, что там с кормом. Но наперед не скажешь. Если со спущенными штанами поймали, то могли и в пять-шесть тысяч разбить князя. А если нет, то дело плохо — их минимум раз в два больше. Иначе он бы нормально отступил, а не в разрушенный острог прятался. Чего ему там ждать, окромя смерти?

— А черемисы да прочие? Они к ним не присоединятся?

— Могли пристать. Александр Борисович-то озоровал. Вряд ли им это понравилось. Да и хан с имамом готовились. Наверняка всех вокруг накрутили на нужный лад.

— Думаешь, к нему не успеем?

— Думаю, уже не успели. Командир батареи сказывал, что острог он разбил знатно. Если туда немного защитников засело, то долго не продержатся. Всяко лучше, чем в чистом поле. Но, полагаю, побили их уже.

— И когда ногайцы сюда придут?

— А пес их знает? — Произнес Воротынский, а потом добавил. — Гонец-то взмыленный пришел. Вряд ли они так же гнать станут. Да и какое-то время на острог потратят. Думаю, через день должны подойти. Может через два.

— Хорошо, — кивнул после долгой паузы Иван Васильевич, начав лихорадочно готовиться к встрече «дорогих» гостей.

Мирных жителей, выведенных предварительно во временный лагерь у города, отправили к Еленаполису под присмотр стрельцов.

Михаил Воротынский взял два полка улан и наиболее боеспособных поместных дворян, после чего отошел по Ногайскому тракту так, чтобы скрыться из вида. Там и стал лагерем, разослав наблюдателей. Причем поместных, выехавших с Воротынским, серьезно поддержали, выделив трофейного оружия и доспехов в зачет доли. Да-да. Город никто «на разгон» им не отдавал. Мало того, поместные непосредственно в штурме и не участвовали, выполняя вспомогательные функции охранения. Поэтому на грабеж города «по праву» претендовать и не могли.

Басилевс же засел в Казани. Московский пехотный полк занял позиции у обрушенного участка стены в районе уничтоженных Арских ворот. То есть, там, где сам недавно пробивался в город. Там же сосредоточили всю московскую артиллерию. А оставшихся поместных дворян, не годных к нормальному конному бою из-за скудости снаряжения или отсутствия коня, выставили на иные участки Казанской стены.

Ожидание продлилось два дня. И лишь по утру 7 сентября с Арского тракта сначала пулей вылетел конный дозор, а потом появился передовой отряд ногайцев.

Противник курсировать — курсировал, но к стенам не приближался ближе пары сотен шагов. Шейх-Мамай пришел с братьями и союзниками, стянутыми со всей округи. Большое воинство! Огромное по местным меркам! Очень представительное ополчение местных племен подкреплялось девятью тысячами ногайских всадников. Суммарно, «на выпуклый взгляд», Иван Васильевич оценил эту толпу пеших и конных воинов тысяч в пятнадцать. Может больше, может меньше. Точно сказать не мог никто, даже сам бий.

Шейх-Мамай прекрасно понимал чрезвычайную неустойчивость того воинства, что он смог стянуть под свою руку. Оно постоянно расползалось и хоть как-то держалось вместе только в движении, в действии, испытывая при этом постоянные проблемы с провиантом. Поэтому тянуть он не мог. И утром 8 сентября начал атаку на обрушенный участок стены. Невысоко. Лестницы не нужны.

Первыми пошли в атаку союзники из местных племен, привлеченные обещанием приоритета в грабеже города. Ведь было совершенно очевидно — русские если что и награбили, то вывезти не успели.

Триста шагов. Двести. Сто.

И весь фронт обрушенной куртины окутылся дымами. Восемь осадных, восемнадцать полевых и тридцать две легких пушки ударили залпом тяжелой кованной картечью. А им в аккомпанемент отработали ружья своим веселым треском. Прямо в густой белый дым, которым все заволокло.

Ожидаемый поступок? Ожидаемый.

И Шейх-Мамай старался спровоцировать именно его, зная о том, как долго и мучительно перезаряжаются артиллерийские орудия. Ведь это нужно прочистить ствол чуть влажным банником, устраняя тлеющие частицы. Отмерить специальным совочком порох. Засыпать его в ствол. Прибить. Загнать пыж. Загнать деревянную заглушку. Отмерить порцию картечи. Засыпать ее. Загнать пыж. Присыпать затравочного пороха в запальное отверстие. И только после этого — стрелять. Та еще история. Не меньше пяти минут. Да и то — в лучшем случае для чего-то короткоствольного и небольшого. Да и ручную пищаль перезарядить занятие небыстрое. Без берендейки — не сильно быстрее малых орудий. Потому-то следом за «союзниками», брошенными на убой и атаковали спешенные ногайцы, используя чувашей там, марийцев, черемисов, хантов и прочих в качестве живого щита.

Но вот беда. У Ивана Васильевича все орудия оказались на раздельно-картузном и унитарно-картузном заряжании. А потому уже через четверть минуты трехфунтовые пушки ударили новым залпом. Прямо в медленно развеивающийся пороховой дым. Не прицеливаясь.

Чуть погодя «засадили» новый залп тяжелой кованной картечью полторы дюжины восьмифунтовых пушек. Следом снова ударили «трешки». И, наконец, раскатистым грохотом отработали двенадцатифунтовые, буквально прокладывающие просеки. Высокая дульная энергия придавала крупной вязаной картечи огромную энергию. Летела она далеко и била очень сильно. А вблизи тела бедолаг пробивала насквозь без лишних разговоров!

Не отставали от артиллеристов и стрелки, работая на пределе своей скорострельности. Залп. Залп. Залп. Залп. И так по всему почти что двухсотметровому фронту, совершенно скрывшегося в густых клубах порохового дыма…