Миссис Бартоломью многозначительно посмотрела на нее:

— Всю жизнь власть была в твоих руках. Ты принцесса, милая и щедрая, и ни одна душа не смеет сомневаться в доброте твоего сердца. Но все, кроме твоего отца, чувствовали себя ущербными рядом с тобой.

— Вы говорите ужасные вещи!

— Это правда. И Этан делал все возможное, чтобы жить с этим из года в год.

— И лучшее, что он придумал, — это разрушить «Каррингтон индастрис»?

Миссис Бартоломью неуверенно пожала плечами:

— Все можно исправить.

— Не в этом дело.

— Ты права. Дело в том, что он любит тебя, а ты любишь его. Все остальное не имеет значения.

— Вы ошибаетесь.

Лицо миссис Бартоломью смягчилось, и она присела рядом с Кейт на широкую кровать:

— Дай ему еще один шанс, дорогая. Я не говорю, что это будет легко, но ты достаточно сильная, чтобы справиться.

Взгляд Кейт затуманился, когда она почувствовала, как миссис Бартоломью положила мягкую теплую руку на ее плечо. Все внутри горело, и она понимала, что отвергла любовь Этана, потому что боялась.

Кейт выпрямилась и вытерла глаза:

— Мне страшно.

— Конечно, страшно. Но если ты позволишь страху управлять своей жизнью, ты никогда не будешь счастлива.

Кейт закрыла глаза и почувствовала, как в груди зарождается тревога. Несмотря на свои слова, она знала, что никогда не сможет заполнить пустоту, оставшуюся после ухода Этана.

— Вы никогда не устаете от своей правоты?

— Никогда. — Миссис Бартоломью улыбнулась и обняла Кейт. — Иди же к нему, ради бога! Избавь нас всех от этого несчастья.

Кейт никогда прежде не бывала в офисе Этана в Нью-Йорке, и, когда она вошла в огромное помещение из стекла и хрома, строгая и холодная элегантность его линий заставила ее задуматься, было ли в жизни Этана тепло. Она прошла через высокие стеклянные двери и остановилась. Ее уверенность поколебалась.

В офисе готовились к переезду назад в Лондон. Этан был занят. Но вдруг она увидела его через приоткрытую дверь его кабинета и поняла, что будет всю жизнь жалеть, если не попытается поговорить. Она наблюдала за тем, как он появляется и исчезает, проходя мимо огромного блестящего стола, который стоял в комнате из хрома, черного дерева и рифленого стекла. Она не могла разобрать его слов, голос приглушался толстым серым ковром и стеклянными панелями, но она видела, что он злится. Он рявкнул что-то в трубку. Поворачиваясь на каблуках, он положил телефон в карман и поднял глаза.

Их взгляды встретились, и она увидела, что он пытается сохранить самообладание. Она хотела пойти навстречу, но ноги отказывались двигаться. Этан не был так беспомощен, как Кейт. Он резко распахнул дверь и направился к ней с яростью, перекосившей его рот. Она запаниковала и приготовилась к его нападкам, напрягаясь.

Он наклонился, чтобы схватить ее за руку, как будто ждал, что она может убежать. Его пальцы больно сжали ее, и она поморщилась. Кейт рискнула посмотреть ему в глаза, думая, что почти не узнает этого злого незнакомца, нависающего над ней. Она смотрела на него сейчас и не верила, что когда-то он об нимал ее, целовал и ласкал с такой нежностью и заботой.

— Почему ты здесь, Кейт? — спросил он, и его суровые слова ранили ее сердце.

— Я хочу сказать — да. Я хочу сказать… — Она замолчала и сделала вдох, тщательно подбирая слова. — Я ошибалась.

Он отступил назад, отпуская ее.

— В чем?

— В нас. — Она подошла ближе, останавливаясь в нескольких дюймах от него, и подняла голову. — Я прощаю тебя.

Она не думала, что такое возможно, но выражение его лица стало еще более закрытым и отстраненным.

— Меня больше не интересует твое прощение.

— Я все равно тебя прощаю.

Его лицо не выражало никаких чувств и мыслей. Кейт боялась, что он выставит ее за дверь, и подбирала слова. Но она заметила пульсирующую вену под его подбородком. Может, она убила его любовь, может, он хочет, чтобы она ушла, но ее присутствие ослабляло его. Несмотря на маску безразличия, он не мог не реагировать на нее.

Она понимала, что задела его гордость, поэтому набралась смелости и предложила ему свою собственную.

— Возможно, ты думаешь, что я просто проявляю снисхождение, но это не так.

Между ними вновь повисла тишина, и Этан так сильно сжал челюсти, что на шее выступили жилы.

— К черту все, Кейт, — наконец выдохнул он, опуская плечи.

Она с облегчением вздохнула:

— У тебя есть какое-нибудь место, где мы можем поговорить наедине?

— Мой кабинет.

Они подошли к порогу его офиса, и Кейт остановилась. Пустые гвозди свидетельствовали о картинах, которые когда-то висели на стенах, глубокие впадины в ковре указывали места, где раньше стояли стулья. Комната была совершенно пустой, там остались лишь плюшевый ковер, широкий стол и опущенные жалюзи на окнах.

Этан дошел до полузакрытых перегородок из черного дерева, его спина была такой же прямой, как гранитная стена. В комнате стояла тишина. Кейт нервничала и боялась, что только все испортит, что ее слова сильнее разозлят его.

Этан повернулся к ней и нахмурился:

— Что заставило тебя передумать?

Оттягивая время, Кейт подошла к двери и с мягким щелчком закрыла замок.

— Я должна тебе признаться.

Она снова повернулась к нему, держась за ручку двери за своей спиной. Она дрожала, а зубы начали стучать. Она стиснула челюсти и расслабила руки, заставляя себя пройти в центр просторного кабинета. После долгого молчания Этан сделал шаг ей навстречу и холодно посмотрел на нее:

— Я слушаю.

Кейт не могла думать. Несмотря на тщательно отрепетированные слова, в ее голове сейчас было пусто. Она кусала губы и моргала, чтобы скрыть подступающие слезы.

Внимание Этана привлекал ее рот, и его ноздри раздулись при вдохе.

— Черт, Кейт, говори уже.

Она опустила глаза, не решаясь посмотреть на него.

Она вдохнула. Выдохнула. Прижала руки к животу и заговорила, глядя в пол:

— Я тоже солгала тебе, Этан. Я до сих пор люблю тебя. Я не доверяю тебе, но люблю. И всегда любила. Всем сердцем. И я хочу попробовать еще раз, если ты захочешь. — Она закрыла глаза, чувствуя, как ее наполняет страх. — И мне стыдно за то, что я сказала тебе раньше. Я тоже хочу быть счастливой. Я поняла, что мне плохо без тебя.

Приглушенные звуки за дверью стихли, и она слышала только свое сердце. Она вдохнула, понимая, что ее признание сделало ее как никогда уязвимой, и не решилась посмотреть ему в глаза. Он мог одним словом уничтожить ее.