Чем больше она говорила, тем сильнее у меня крепло ощущение, будто я съела целую ложку соли. Похоже, Сара хотела превратить чаепитие в выставку уродцев.

– Я против того, чтобы продавать билеты, – решительно заявила я. – Мне хотелось бы устроить что-нибудь закрытое, чтобы мы смогли лучше узнать друг друга.

Огаста озадаченно оторвалась от своих записей.

– Чем мы будем заниматься на вашем закрытом чаепитии? Многие женщины в «Мидуэе» даже не умеют говорить! Они общаются между собой нечленораздельными звуками и жестами. – Поморщившись, она изобразила, будто что-то хватает. – Но как развлекательное представление это будет очень даже здорово. Первобытные дикари пьют чай с пирожными.

Я встала, чувствуя, как у меня пылают щеки. На языке висел миллион слов, жестоких, гневных и праведных. Я подумала, как было бы легко пронзить этим женщинам сердца ножом для бумаги со стола Огасты и свалить это на какого-нибудь мужчину. Однако я не сделала ничего подобного. Тщательно откашлявшись, я ничего не сказала. Выходя из кабинета, не хлопнула дверью. Асиль была права: далеко не все женщины наши союзники.

Пообедав сосиской в тесте, я быстро обошла вокруг искусственной лагуны перед «Женским центром». В ней сновали лодки, перевозившие посетителей на искусственный островок с гостеприимными деревьями и стоящими под их сенью скамейками. Аллеи Белого города были широкими, чистыми, и казалось, что все павильоны отданы механическим устройствам и изобретениям, призванным сделать нас богаче. Ничто не могло так резко контрастировать с улицами «Мидуэя», заполненными разноязычными толпами, где торговали безделушками и дешевым развлечением. Если Белый город олицетворял тот мир, каким американцы хотели его видеть, «Мидуэй», наверное, был реальностью, которую они не могли принять.

* * *

Асиль почти закончила текст песенки. Слова, положенные на мелодию Сола, не имели ничего общего с пошленькими куплетами, которые исполнялись в «Персидском дворце». Асиль представила первый куплет и припев маленькой аудитории, Салина танцевала под аккомпанемент пианино и барабанов. Получилась довольно веселая какофония:

Пока девушки танцуют,

Песенку для вас спою я

Про парнишку строгих правил.

Клялся парень, что не сделал

Ничего дурного.

Жаль, что так и не сыскалось

Для него красотки.

В городе. Один. Вот жалость!

Бедный, бедный парень!

Не видал он улиц Каира,

«Мидуэю» всегда был не рад.

И остался без хучи-кучи.

Несчастливый парень из села!

Я хлопала до тех пор, пока у меня не заболели ладони, а Софа испустила восторженный вопль. Она закончила свою статью про danse du ventre и принесла ее, чтобы прочитать нам с Асиль. Газета «Нью-Йорк уорлд» изъявила желание опубликовать статью, и Софа была в восторге от того, что ее работа появится на тех же страницах, на которых печатались репортажи Нелли Блай[39].

Через несколько минут Асиль присоединилась к нам в гримерке, безмерно довольная своим творением.

– Ну, что вы думаете?

– Мне песня понравилась, но… – Софа озабоченно нахмурилась. – В общем, обязательно нужно было говорить «хучи-кучи»? Ведь танец называется не так.

– Но и не danse du ventre, милочка. Это просто французское выражение для танца живота.

– Если вас интересует мое мнение, – вмешалась я, – по-моему, это просто превосходно.

Асиль рассмеялась, а Софа подняла руки вверх, признавая свое поражение.

– Ну хорошо, хорошо. Называйте это как хотите. – Затем лицо у нее снова зажглось. – Девочки, вы сегодня вечером придете на спиритический сеанс? Вам нужно быть у меня в салоне самое позднее в половине двенадцатого, потому что она придет ровно в полночь.

– Что? Кто? – Я вспомнила, что Софа упоминала про какую-то встречу сегодня вечером, но, судя по всему, речь шла о чем-то более серьезном, чем простая встреча.

– Мы вызовем Богиню! – сказала Софа.

– Ты ведь понимаешь? Богиню! – улыбнувшись, подмигнула мне Асиль.

Я ничего не понимала, но, черт возьми, не собиралась это пропустить.

Когда я вечером пришла к Софе, дверь открыла женщина, которую я никогда до этого не видела. Жестом попросив не шуметь, она провела меня в прихожую. Из гостиной доносились невнятные голоса Софы и других женщин. Встречающая протянула мне льняной балахон цвета слоновой кости.

– Переоденьтесь в него, – шепотом распорядилась она. – Он будет нужен для встречи с Богиней.

Теперь я разглядела, что прихожая была заполнена аккуратными свертками женской одежды, для каждой новоприбывшей, где сама одежда и корсет громоздились на паре тапочек. Похоже, народу собралось много – я насчитала тринадцать свертков, включая свой.

Когда я проскользнула в гостиную, в нос ударил запах пота и благовоний. Софа сидела в позе лотоса в середине комнаты, в окружении женщин, возлежащих на подушках. Одни положили головы на животы соседкам, другие оставались сзади, откинувшись спиной на стены. Все широко раздвинули ноги и крепко прижимали руками ткань, обтянувшую тазовую кость. Я испытала разочарование: уж очень это напоминало тантру[40] Нью-эйдж[41], но затем Софа заговорила, и я поняла, что это кое-что другое.

– Сегодня мы узнаем о даре, ниспосланном нам ангелами, потому что единственная его цель – дарить радость. Он называется клитором.

– Хвала клитору! – воскликнула одна из женщин. Все захихикали, и я в том числе.

У меня уже были подозрения, что ритуалы Софы содержат в себе эротическую составляющую, однако я не предполагала, что это будет настолько откровенно. По сути дела, Софа устраивала сеанс массовой мастурбации, как участники движения за сексуальный позитив начала 2000-х. Путешествуя сквозь тысячелетия, я насмотрелась на секс-вечеринки, поэтому нельзя было сказать, что увиденное так уж меня потрясло. И все-таки это было что-то новенькое.

Софа заговорила снова, и в ее голосе прозвучала легкая насмешка:

– Давайте начнем с того, что будем называть стороны света. Я призываю Богиню Востока, которая учит нас тайнам йоги и важности созерцания. Я скромно прошу Восток позволить нам воспользоваться его учением и проявить терпение, если мы что-то сделаем не так. Мы хотим, чтобы Богиня наставляла нас, но иногда мы понимаем ее превратно. Я прошу ее даровать нам мир, несмотря на утомительные встречи с начальством, грубиянами и карманниками, обчищающими исключительно женщин.

Последние слова были встречены смешками.

– Ну а теперь кто хочет обратиться к Северу?

Вызвалась одна женщина из «Алжирской деревни», которую я узнала. Затем розовощекая дамочка с дорогой прической вызвала Запад. Каждое обращение представляло собой смесь иронии и святости. Устроившись на груде подушек рядом с Асиль, я разглядывала собравшихся, отыскав среди них несколько знакомых лиц из «деревень», а также женщин, имеющих состоятельных мужей, которые составляли значительную часть платежеспособной клиентуры Софы.

Софа завершила вводную часть на торжественной ноте:

– А теперь я призову