— Скорее, участник нападения и принуждения Германии к капитуляции… — туманно отозвался Иван. — Потом поговорим, не возражаете? Если повезет, конечно…

— Нет, вы не поляк, — сделал глубокомысленный вывод мужик.

В переулке вспыхнула пальба. Взорвалась граната, обвалив кусок стены. Немцы переходили к решительным действиям. Дрогнули уцелевшие боевики, побежали через площадь. Их было трое, у них кончились патроны. Свинец им вдогонку летел сплошным валом. Один уже катился, нашпигованный пулями, двое пока бежали, виляли, пригибались. Еще одному не повезло — упал в нескольких метрах от колодца. Истошно закричал осанистый товарищ, рухнул перед ним на колени, но там уже все было кончено — из раскроенного черепа хлестала кровь. Иван с невольным «компаньоном» орали одновременно — и боевик очнулся, прыжками устремился к ним, сбросил ноги в колодец, исчез. Все, никого не осталось! Четверо в колодце, двое снаружи… Эсэсовцы выбегали из переулка, залегали за обломками. Иван стрелял, чувствуя, как раскаляется металл в руках, горит кожа. Вел огонь напарник — бил прицельно, короткими очередями, не давая автомату перегреться. Трудно оторваться от земли, чтобы спрыгнуть в колодец — сразу пуля догонит. Он кричал напарнику, чтобы спускался, но тот словно не слышал, продолжал отстреливаться. Эсэсовцы избегали лобового штурма — умственно отсталых там не было. Они рассредоточивались, обходили, могли возникнуть в любую секунду из любого провала, и от этого становилось просто страшно! Автомат захлебнулся, он не человек, чтобы работать в таком темпе! Нужно время, чтобы остыл. Но немцы вряд ли согласятся на перекур… Терпение лопнуло, Иван бросил автомат в дыру и пополз сам ногами вперед, пытаясь нащупать первую скобу…

— Давай скорее, — прохрипел напарник, — я за тобой…

Иван погрузился в колодец по пояс, схватил мужика за штаны, поволок к себе. Кончились патроны, тот выбросил автомат, начал ползти на коленях и вдруг вскрикнул с какой-то обреченностью. Иван уловил движение, поднял голову. Из-за постамента вылупился автоматчик, приготовился стрелять. Иван не растерялся, резко дернул рукой, освобождая резинку, — металлическая трубочка уже в пальцах, большой палец на спуске — и выстрелил в упор. Выстрел бесшумный, словно мановение волшебной палочки. Эсэсовец взмахнул руками, повалился навзничь. А Иван уже катился вниз, хватаясь за скобы, тянул за собой неповоротливого мужика.

— Слушай, друг, а что это было? — прохрипел тот.

— Туз из рукава… — как мог объяснил Иван. Может, ему еще марку, технические характеристики, историю возникновения в рукаве?

— Нет, я не понимаю…

— Что тут понимать? Раз в год, приятель, и палка стреляет…

— Но я все равно не понимаю…

Нашел время понимать! Иван ударился хребтом о бетонный пол, куда-то покатился, освобождая место для приземления, куда мгновенно сверзилось второе туловище…

Он матерно бранился, аукался, призывал валить подальше от вертикальной шахты — сейчас гранатами забросают! Все были здесь, ждали отстающих. Радостно восклицала Маша, обнаружив живым своего соотечественника. Люди ползли на корточках по узкому проходу. У кого-то имелся фонарь — включили. Узкая шахта, выложенная кирпичом, поворот… И очень хорошо, что поворот! Взбешенные немцы, у которых добыча ускользнула из самого «пищевода», стали скидывать в шахту «колотушки». Лопались уши, вываливались кирпичи из кладки, ударная мощь неслась по узкому горизонтальному лазу, разбивалась о стену на повороте. Люди скорчились за углом, прятали головы, затыкали уши. Жалобно повизгивала немка, глухо выражался еврейский боевик — единственный выживший из отряда Цесарского. Кирпичная пыль стояла столбом, дышать было нечем, люди задыхались.

— Вперед, люди, вперед!.. — сипел Иван. — А то сдохнем, к той-то матери, в этом дыму…

Если шахту подготовили к отступлению, значит, должен быть проход! Беглецы ползли, кого-то тащили за шиворот — очевидно, молодую немку. Трубы, вентиляционные разводки, жуткая вонь, крысы… Из бокового мешка пахнуло мертвечиной… Впереди долбились ногами, заело дверцу — она распахнулась с мерзким скрежетом, и маленький человеческий ручеек потек дальше. Возник канализационный коллектор, где можно было подняться в полный рост. Под ногами в желобе хлюпала зловонная жижа, метались, пронзительно пища, черные крысы с длинными хвостами. Каменный желоб занимал практически все пространство пола, и только у стены можно было подняться на узкий мостик. Прыгающий свет озарял зеленоватую воду, страшные стены с разводами и серым налетом, огрызки труб, врезанные в кирпич. В воде плавал какой-то мусор, дохлая хвостатая живность…

— Вперед, господа и товарищи, не останавливаться!.. — призывал Иван.

Он обогнал «ушана», рослого боевика с фонарем, поддерживающего немку, Януша Ковальского, который, не особо задумываясь, пер через жижу, как бульдозер, брызгая во все стороны, и, запыхавшись, наконец догнал Машу, рвавшуюся вперед:

— Маша, подожди… Ты имеешь представление, куда мы идем? С этими людьми мы скоро расстанемся, они наши временные попутчики… У нас с тобой своя дорога… Нам нужно в Жолибож, а потом переправляться через Вислу… Что ты знаешь по Каляжному?

— По Каляжному как раз ничего, Иван, — сообщила безрадостную новость Маша. — Прости, я не витаю в волшебных мирах и не могу знать все… Но по людям, которых они собирались вытащить, информация есть… Рихтер мне доверял, я пользовалась его расположением… Не знаю уж, что он себе вообразил, но пару раз намекал, что ждет от меня несколько большего, чем совместные выпивки и милые улыбочки… Насильно переступать черту он, конечно, не мог — я же ему не какая-нибудь бесправная аборигенка… Все, что я желала, он выполнял. Иногда приходилось хитрить, врать. Я вынудила его телефонировать в комендатуру Жолибожа, и этот номер прошел. Имелось распоряжение заместителя коменданта города бригаденфюрера Лейбера — арестовать членов Польской рабочей партии Крынкевича и Хаштынского… Их взяли без шума, без стрельбы. Тех, кто находился с ними, потом расстреляли, а этих двоих припрятали — решили временно не уничтожать. Они в районе Зброев, их охраняет СС… Бывший кинотеатр «Штарница» на улице Левашевской — с ними работают «кудесники» из гестапо. У них приказ — по всей программе свои умения не проявлять, поляки должны быть живыми и в ясном уме. Как долго их будут «холить и нежить», я не знаю. Согласно последней информации, эти люди держатся, понимают, что живы лишь до тех пор, пока не сдадут все свои сети… Про Каляжного, повторяю, сведений нет. Я знаю адрес подпольщиков в том районе, он может понадобиться…

— Маша, ты чудо! — обрадованно воскликнул Иван. — Не хочешь поделиться этим адресом? Я не собираюсь тебя, конечно, хоронить раньше времени, но, сама понимаешь…

— Я скажу, Иван, давай только выберемся на что-нибудь сухое…

Уровень жижи поднимался, тоннель становился шире, и вместе с тем опускался потолок. Коллектор как-то странно раздваивался на два коридора, они разбегались под острым углом. Иван приказал остановиться. Люди послушались, никому не хотелось брать на себя неблагодарную роль старшего. Беглецы карабкались на бетонную отбортовку, тянущуюся вдоль стены. Фонарь в руке боевика начинал моргать — садились аккумуляторы.