не выдержал, остановился и посмотрел снизу вверх на его бороду.

— Ты что, в лес никогда не ходил?

— Так нет, — пробасил он. — Охотиться меня не брали, сам же видел: я на первой руне был. Только на ярмарку в город, да в поле с сохой, да на пастбища с коровами.

— Глаза раскрой! Что видишь?

— Деревья…

— Деревья, — передразнил его я. — Под ногами что видишь?

— Листья, траву, — замялся он. — Всякое.

Всякое! Он видит всякое! И, видимо, сразу же в него наступает.

— Ты когда за коровами ходил, всегда в говно вляпывался?

— Так нет. Говно — его ж видно.

— И ветки в лесу тоже видно. Вон, смотри, черное торчит промеж ног. Да внизу, среди травы, остолоп! Это ветка. Наступишь — шум на весь лес пойдет. Перешагни. Вон, дальше, гнилушка. Снаружи-то она мягкая, а внутри еще, может, твердая. Раздавишь — снова шум. Дальше…

Потратил уйму времени, растолковывая Видарссону то, что знал каждый ребенок в Сторбаше. Конечно, сразу он не научился видеть и ходить, но шум от него поуменьшился.

После полудня лес оборвался, и перед нами раскинулись взрытые с осени поля, а поодаль виднелась деревушка. На самом виду, на холме, а под ним небольшая речушка. Не бритты, норды. Можно обойти, а можно и заглянуть, насчет тварей поспрашивать. Поди, конунг Харальд вестников с нашими именами не рассылал, а если рассылал, так имя и поменять несложно.

— Так, Видарссон, меня отныне зовут не Кай, а…

Я задумался. Первое, что на ум пришло, это имя Ульв. Вроде бы и не обман даже, я же ульвер.

— Пусть будет Ульв. Понял? А тебя назовем…

— Бьярки. Меня отец Бьярки нарек.

— А, хорошо, — согласился я.

Даже я не помнил его настоящего имени, так откуда ж остальным знать? Да и смешно выходит: один — волк, второй — медведь.

— Запомнил? Называй меня Ульвом. Ошибешься хоть раз, точно к дереву привяжу. Хоть мешать не будешь.

— Угу.

Мы прошли по опушке леса ближе к деревне и свернули на еле заметную дорогу. Земля уже отогрелась под бледным зимним солнцем и раскиселилась. Как ни старайся, по уши извозишься. Да мы и не торопились, шли неспешно, чтоб деревенские нас увидели и предупредили хозяина.

Так и случилось.

Замелькали люди, засуетились. Дом хозяина, как и в землях отца Херлифа, стоял наособицу, окруженный высоким частоколом, ворота выходили на другую сторону, потому я не видел, как они открылись, зато заметил троих воинов, вышедших нас встречать.

Только сейчас я сообразил, что тут вполне может жить кто-то из ближнего окружения Ха́ральда. Отсюда до Сто́рборга не так уж и далеко. Вдруг хозяин был в доме конунга, когда нас судили? Но поворачивать уже поздно. Если рванем обратно в лес, за нами погонятся просто на всякий случай. А вдруг мы дикие и страшно тупые бритты? Или, наоборот, очень сообразительные драугры?

Вот если бы у меня за это время отросла борода, никто б меня не признал. А пока редкие выползшие волосинки, казалось, забрали всю бородовую силу: не позволяли вылезти новым, а сами росли и завивались. Порой я хотел их выдрать, цеплял пальцами и тянул, но каждый раз раздумывал. А вдруг больше вообще ничего не вырастет? Так и буду, как девка, гладколицым ходить. Стыдоба!

— Кто такие? Зачем пожаловали?

Двое хускарлов и один карл. Без доспеха, зато с оружием.

— Я Ульв… Гладколицый, — вот же ляпнул на свою голову. О чем думал, то и сказал. — А это Бьярки Косматый. Хёвдинг отправил нас поспрашивать, не завелась ли неподалеку тварь какая. Мы бы отловили да в рунный дом отдали.

Мужики переглянулись меж собой.

— Ну или где-то в других краях. Нам не зазорно и прогуляться.

— Что ж, Ульв и Бьярки, заходите в дом. Негоже держать гостей на холоде.

Холода-то и не было как раз. Дождь не сыплет, ветер не дует, а от быстрой ходьбы мы только разогрелись. Да и постоять тут я тоже не прочь, но отказываться подозрительно. Зря я сюда полез, зря.

Бритты здесь были непуганные, не чета рабам в хозяйстве отца Леофсуна: выглядывали из домов, обсуждали нас, и я даже понимал их речь. Девкам больше приглянулся Видарссон из-за роста и ширины плеч: «Такой на руках до города дотащит», женщины же говорили про меня: «Что рост и плечи? Лучше на силу глянь. Тот, что поменьше, совсем еще мальчик, а уже хускарл.». Я невольно приосанился. А ведь верно говорят! Ну и что, что борода не растет, зато руны — вот они. Поболее видарссоновых.

— Бритты у нас нагловатые. Отец хватку растерял, — сказал карл, видевший от силы зим пятнадцать.

И когда мы зашли во двор, я понял, почему. Там хозяйничала крепкая статная женщина, безрунная, но со связкой ключей на поясе. Неужто бриттка? В постель такую взять незазорно, а вот отдать ключи, значит, и женскую власть над хозяйством, — на это не каждый решится. Обычно после смерти жены связку передавали либо незамужней дочери, либо жене одного из сыновей, но чтобы рабыне? Такого и на северных островах не встретишь!

— Всего двое? — грубовато, но весело крикнула она. — Или следом еще подтянутся?

— Больше никого, — ответил карл. — Не забудь эль принести.

Бриттка уперла руки в бока.

— Стоит ли тратить его на этих заморышей? Да и не стоит Ве́мунду сегодня пить.

— Не твое дело! — вспылил мальчишка.

— Так ведь кашлял он ночью, — уже тише возразила рабыня.

— Неси, кому говорю! — рявкнул он, едва не сорвавшись на писк. А потом украдкой поглядел на меня.

Да ведь ему стыдно! Стыдно перед нами за слова рабыни. Понимает, что отец неправильно поступает, но и перечить не смеет. По крайней мере, пока.

В доме было темно и стыло, видимо, очаг сегодня еще не разжигали. Так ведь и день пока. Наверное, к ночи прогреют. За холодным очагом стоял один длинный стол и одна лавка, а остальные лавки вдоль стен расставлены, на дальней пошевелилась груда меха.

— Кто там, Гис? — послышалось оттуда.

— Гости. Хирдманы. Спрашивают, нет ли поблизости тварей.

Мда, с людьми тут негусто. Отец, пацан-недоросток, двое хускарлов, которые непонятно кем приходятся хозяину, явно не сыновья, раз малец разговор ведет, и две совсем мелкие девчонки.

— Братья свои наделы получили, —