Я почти уверен, что именно в ту ночь мы зачали Салли: Хелен уронила сумку на асфальт, и коробочка с противозачаточными таблетками потерялась. Именно такие случайности делают жизнь человека увлекательной. В субботу мы завтракали около полудня. Хелен посмотрела на меня с насмешливым прищуром, что означало – она выбирает лучший угол атаки.

– Мы никогда об этом не говорили, но я хочу знать, как ты относишься к детям?

– До недавних пор я вел жизнь, непригодную для создания семьи, но теперь все изменилось, так что… Почему бы и нет? Остается найти будущую мать моего сына. Или дочери.

Хелен присвистнула:

– Перестаю пить таблетки!

Салли была зачата той ночью, или вечером, или в следующую ночь, или через следующую. Не все ли равно?

* * *

Мы не знали, кого ждем, девочку или мальчика, но ребенок уже жил и занимал все наши мысли. Мы без конца о нем говорили, понимали, что его рождение станет важнейшим событием, мечтали, чтобы у этой главы был хороший конец. Я вел себя как все отцы: начал с обустройства гнездышка для новорожденного. Места в доме было мало, и Хелен решила пожертвовать гардеробной на третьем этаже – во всяком случае, половиной этого помещения (чего не сделала ради меня!). Ей было ужасно жалко расставаться с вещами, которые она больше не носила, но хранила на тот случай, если мода сделает фантастический вираж и «старье» придется как нельзя кстати. Хелен заявила, что выбрасывать ничего не станет, и я купил дюжину коробок, потом еще столько же. Мы перевезли их к одной подруге Сьюзан и составили в подвале ее дома.

Я начал работы на третьем этаже – пилил, строгал, красил, а обои мы решили выбрать, когда УЗИ определит пол ребенка. Хелен считала самыми веселыми оттенки желтого и была уверена, что ее дочери очень понравится этот цвет. В семиметровой детской не было окна, только фрамуга. «Зато она сможет смотреть на звезды!» – утешила меня Хелен.

У меня была возможность поразмыслить над теориями Хелен, и я принял решение: раз меняются наши жизни, должен меняться и я. Нужно раскатать пушистый ковер эволюции, иначе говоря – стать современным и ответственным мужчиной. Простейший способ воплотить в жизнь задуманное – брак – был для нас непростым шагом, но я решил сделать Хелен предложение. Не стану скрывать, что предполагал вероятность неблагоприятного ответа, но попробовать стоило. В отношениях с Хелен банальность исключалась как таковая, и малейшая превратность судьбы приобретала историческое значение. Она часто вспоминала свой мучительный первый брак – прискорбную ошибку молодости – и облегчение от развода.

Я вернулся из утомительного археологического похода по графству Уилтшир, Стоунхенджу и Эйвбери[66], куда водил пятнадцать трудных подростков. Прогулка им не понравилась, они все время ворчали и жаловались на дождь. Наверное, думали, что я отведу их в Парк Юрского периода. «Да на стройке рядом с нашим колледжем точно такие же груды камней!» – возмущались юнцы. Нога у меня по-прежнему гнулась плохо, но я двигался в два раза шустрее моих подопечных, досадуя в душе, что не сумел внушить им страсть к неолитическим святыням.

На четвертый вечер, в пристанище рядом с кромлехом в Эйвбери, я познакомился с профессором Грэмом Махони, который руководил находившимися поблизости раскопками. Он изложил мне революционную теорию о вымирании динозавров – только она и смогла заинтересовать моих болванов. Махони ниспровергал все авторитеты и утверждал, что исчезновение доисторических гигантов спровоцировало не падение гигантского метеорита, не смертоубийственный вирус и не изменение климата, а исступленный сексуальный аппетит ящеров. Они дни напролет бились за обладание самками, об этом свидетельствуют раздробленные, переломанные кости. Над ними поработало не время, а любовные битвы. Махони нашел тысячу доказательств своей теории, однако научное сообщество отказывалось принимать их всерьез. Я понял и запомнил далеко не все детали рассказа профессора, но одна фраза отпечаталась в мозгу: «Мое открытие находится в строгом соответствии с теорией эволюции, а мои оппоненты все еще ищут следы своего псевдометеорита!»

Мне не терпелось вернуться к Хелен и поделиться этой теорией, которая, на мой взгляд, подтверждала ее идеи. Я был не бог весть каким популяризатором науки и на обратном пути репетировал свой рассказ о динозаврах, исчезнувших с поверхности земли из-за похотливой полигамии самцов. Моногамность могла сделать их хозяевами мира, а человеческая раса просто бы не появилась.

Когда Хелен спросила, как обошлось с дикарями, я решил, что момент настал, но она так устала, что рухнула на диван, потребовала пива и не стала слушать ответ на свой вопрос. Я пошел на кухню за бутылкой, а когда вернулся, она спала. Я присел рядом. Хелен открыла один глаз, и мне показалось, что можно сделать еще одну попытку.

– Я встретил профессора, который занимается эволюцией, и…

– Не сегодня, милый, я ужасно устала.

– Хочешь выйти за меня, Хелен?

– Ты рехнулся?! Откуда эта дикая идея?

Она помотала головой и провалилась в сон.

На следующий день мы к этой теме не возвращались. Я так и не узнал, притворилась Хелен, что ничего не помнит, или на самом деле все забыла. В конечном счете не имело значения, поженимся мы или нет.

* * *

Месяцы беременности пролетели незаметно. Хелен совсем не береглась и работала все больше, даже по выходным. У них со Сьюзан было сразу два или три проекта, Хелен сняла несколько потрясающих репортажей, в том числе интервью с Горацио Пачеко, мексиканским наркобароном из тихуанского картеля, одним из трех самых опасных преступников планеты; с мифическим американским писателем Кенаном Муром Монро – он ничего не публиковал уже пятьдесят лет, ни с кем не общался, и многие считали, что он давно умер. Ей удалось закончить феерический документальный фильм о туннелях Газы и поставить точку в истории одного из наших заложников, убитых в Ираке. Последнее расследование вполне можно было приравнять к подвигу: оно напомнило Хелен трагическую историю, случившуюся одиннадцать лет назад в Ливане, когда ее похитили и семь месяцев держали в плену. Риск был очень велик, но Хелен, ни секунды не колеблясь, отправилась туда, презрев мои призывы к осторожности.

Она никогда не уставала и была счастлива. Мало кто замечал ее беременность – Салли начала «подрастать» только к седьмому месяцу.

До отъезда Хелен в Палестину у нас выдалась недельная передышка. Я купил книгу «Младенец для чайников», и мы каждый вечер ее листали, постепенно осознавая огромность задачи, которую нам предстояло решать. Помощи ждать было не от кого: у нас не было бабушки, а тетя Сьюзан даже собственных племянников тетёшкать не хотела.

Единственной близкой родственницей Хелен была сестра, эмигрировавшая в Канаду. Они не общались.