– И как вы – придумали?

– Я, Наденька, вот что придумала. Видите ли, иногда разные зарубежные меценаты, интересующиеся прадедушкиным творчеством, чаще всего русского происхождения, жертвуют разные суммы для восстановления имения и вообще – для увековечения памяти Алексея Николаевича. Но у нас ведь как – деньги перечисляют на счет министерства культуры, а там они бесследно растворяются – министерство большое, а с культурой плохо, и никаких концов уже не найдешь. Так вот я попросила Дионисов, чтобы они открыли благотворительный фонд имени композитора Верстовского – глядишь, и набежит на реставрацию имения, если деньги будут прямо в фонд поступать. А Дионисы так обрадовались, говорят, что такой фонд они мне в момент устроят. Тут же и побежали к своим юристам фонд организовывать, даже чаю не попили. Кстати, как вам, Надя, варенье айвовое понравилось?

– Замечательное варенье, Ольга Варсанофьевна. Я хотела с вами поговорить еще об одной вещи.

– Слушаю вас, Надя, – насторожилась старушка.

– Вы уж простите меня, Ольга Варсанофьевна, но я случайно видела у вас в книге фотографию и узнала, что это банкир Строганов, который недавно погиб. А вчера я совершенно случайно встретила свою знакомую, молодую девушку. Я ее с детства знала, мы с матерью ее дружили. И она рассказала мне, что работала в том же банке, знала Строганова близко, вы меня понимаете?

Старушка кивнула головой.

– Уж так она по нему убивается, – продолжала Надежда, она решила немного сгустить краски, – что я за нее волнуюсь. Родители ее погибли три года назад, совсем одна осталась, тут еще эта смерть страшная…

Ольга Варсанофьевна долго молчала.

– Ольга Варсанофьевна, я за Лену как за себя ручаюсь! Семья у них была очень приличная. Если у вас есть что рассказать, мы могли бы с Леной к вам прийти на днях. Потому что у нее там, в банке, неприятности, сами понимаете – такая смерть, большие деньги…

– Понимаю… – задумчиво сказала старушка. – Что ж, Саше уже не повредишь. Приводите ко мне девушку, я сама на нее посмотреть хочу. Саша мне не чужой, племянник он мой, не родной, правда, да других у меня не было.

На следующий день Лена с самого утра пребывала в раздумьях – как ей обмануть слежку. Обязательно надо появиться у Сенной площади, не имея за собой «хвоста», иначе она подведет Надежду Николаевну и неизвестную старушку. В конце концов она решила положиться на случай и импровизировать по ходу дела.

Ближе к концу рабочего дня у Лены в сумочке тихонько пискнул мобильник. Надежда Николаевна сообщила, что старушка Верстовская согласилась на встречу, сегодня вечером она приглашает их с Леной на чай. Затем Надежда объяснила обрадованной Лене, как пройти дворами, чтобы замести следы.

Лена вышла из дверей банка и огляделась. Вот они, голубчики, даже машину поменять не могут! Четверо здоровенных амбалов следят за одной девушкой, за что им только деньги платят. Не оглядываясь, Лена быстро пошла в сторону станции метро. Она не сомневалась, что машина тихонько двинется за ней.

Вот и станция. Лена деловым шагом прошла внутрь, постояла немного, демонстративно поглядывая на часы, а потом, будто что-то вспомнив, стремглав бросилась к выходу. Она увидела, что за ней метнулись две фигуры – значит, их всего двое, другие остались в машине. И машины тоже на улице не было, очевидно, сидящие в ней решили, что Лена поедет на метро и нет смысла ждать. Лена быстренько обежала вокруг и вошла в метро со стороны выхода, столкнувшись с потоком приехавших пассажиров. Выбрав мужчину поприличнее и покрепче, она бросилась ему наперерез, так что он вынужден был остановиться, наклонилась и, прошептав ему на ухо: «Простите меня», сунула в карман проездную карточку за прошлый месяц, Лена давно собиралась ее выбросить. Мужчина удивленно воззрился на Лену, он и не заметил, что в кармане у него оказался посторонний предмет, зато те двое заметили. Лена видела, как один из парней побежал за мужчиной, а сама, отодвинув заграждение, проскочила на другую сторону, где был вход в метро. Дежурная только рот раскрыла – элегантная молодая женщина, а занимается мелким хулиганством! Зато уж, когда следом за девицей рванул здоровенный парень, дежурная была начеку. Она вцепилась в парня как клещ и подняла такой крик, что вся конспирация полетела к чертовой матери. Чтобы не связываться, парень снова обежал вокруг, но Лены уже и след простыл.

«Это был последний раз, – думала Лена, – потому что я уже иссякла».

«Но каковы эти балбесы? Где их только Костромин откопал? Известно где, – ответила она самой себе, – наверняка чьи-то родственники или знакомые. Все протежируют своим, забывая о профессиональных качествах. Порочная система!»

Надежда Николаевна ждала Лену, страшно обеспокоенная – та опаздывала на пятнадцать минут. Они поднялись в квартиру и позвонили. Дверь открыла высокая худая старуха с прямой спиной. Лена поздоровалась, старуха окинула ее внимательным взглядом, глаза ее потеплели, она улыбнулась и пригласила их зайти.

Они вошли и оказались в странном помещении. По логике вещей, сразу за входной дверью полагалось быть прихожей. На первый взгляд так оно и было – у двери висела вешалка и стояла подставка для обуви. Помещение было большое, но неудобное – узкое и длинное, с одним окном. Недалеко от входной двери вдоль стены, сразу же за вешалкой, располагалась ванна. Самая настоящая ванна, Лена вначале думала, что ванна стоит просто так, но потом заметила кран и сливную трубу – все, как полагается, в ванне мылись. Дальше за ванной находились газовая плита и подвесной шкафчик для посуды. На противоположной стене была дверь в комнату. Как сообразила Лена, прихожая выполняла функции всех подсобных помещений, такая уж это была квартира. Женщины разделись и прошли в комнату. Комната тоже была большая, заставленная старой мебелью. Старушка все время внимательно смотрела на Лену. Надежда Николаевна представила их друг другу, потом прошла на кухню, чтобы приготовить чай – она в этом доме была своим человеком.

Лена уже знала, что Александр приходился Ольге Варсанофьевне племянником, ей было интересно послушать, каким же он был в детстве.

– Что, милая, – неожиданно спросила старуха, – скучаешь по Саше?

– Очень, – ответила Лена хриплым голосом, и это была абсолютная правда.

– Вот какая ты молоденькая да красавица, – вздохнула Ольга Варсанофьевна, – и что ему еще нужно было? Сашка, Сашка… Испортила тебя жизнь!

Надежда вошла тихонько, принесла чашки и печенье в вазочке.

– Он моего двоюродного брата сын, – начала Ольга Варсанофьевна. – Мы с братом с детства дружили, было время – здесь все вместе жили, мы с мамой и он с тетей Аглаей. Потом они квартиру получили, Василий вырос, учиться поступил, затем женился. Вот жена ему всю жизнь и сломала. Такая попалась… никак они друг другу не подходили. Она сначала комсомолкой была, выдвиженкой, потом по партийной части, а после в начальство выбилась, в Смольном чем-то там руководила. Но это уже позже, брат к тому времени умер. Он рано умер, в сорок лет – инфаркт. С такой женой долго не протянешь. – В голосе Ольги Варсанофьевны послышались ненавидящие нотки. – Она ведь не женщина была, а руководящий работник. Ни улыбнуться, ни пошутить, мужу слова ласкового не скажет. Но Сашу она любила, что есть, то есть, врать не буду. Сашка у них уж такой удался – все лучшее взял от родителей. От брата – голову хорошую, характер легкий, а от матери – внешность, она в молодости видная была женщина, статная. И сыну передала свою силу жизненную и уверенность. Так он и шел по жизни легко, все ему удавалось. Да мать еще помогала с работой да с карьерой. Жену тоже мать ему подобрала, да только тут она ошиблась, не разглядела. Им, Строгановым-то, отцу с сыном, с женами не повезло. И еще Саше детей бог не дал, уж не знаю почему, кто там из них виноват.