Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А еще была целая тьма соучастников. Они вели дела с посвященными, но не входили в семью. На двести посвященных приходится раз в десять больше соучастников.
Работая в связке с солдатами или капитанами, они подчиняются многим правилам семьи: уважают посвященных, пополняют общак. При этом сама мафия не всегда отвечает им тем же. К соучастникам меньше уважения, за них так не подписываются, как за посвященных.
Я думал, что достаточно знаю про мафию из жизненного опыта и оперативных материалов, но в ходе операции мне пришлось узнать еще больше. На многие вещи я смотрел глазами непосредственного участника, видел всю изнанку. Правоохранительные органы обычно могут доказать в суде гораздо меньше того, что им известно. Я же добывал железные доказательства.
Я уже раскусил кучу парней в семьях Коломбо и Бонанно — кто они, на каком уровне стоят. Я узнал, что многие налеты на грузовики были липовыми, по договоренности с водителями. Узнал, что часть добычи надо отдавать своему непосредственному командиру или вышестоящему. Что нужно отчитываться перед своим капитаном или боссом за каждое дело. А еще для нас стало открытием, что мафиози постоянно кидают друг друга и плевать они хотели на правила.
Помимо жесткой цепочки подчинения, в рамках которой вышестоящие бандиты практически вытирали ноги о нижестоящих, в мафии была и своя система наказаний. За сокрытие добычи или отсутствие уважения к командиру не выгоняли и не штрафовали, а просто убивали.
Я узнавал на собственной шкуре, каково это — жить внутри системы. И усердно подражал остальным, ведь меня уже знали, мне доверяли, на меня рассчитывали. Пришло время играть по правилам мафии.
Удивительно, как меня вообще приняли за своего. Окружавшие меня мафиози выросли в одном районе, знали друг друга с детства. Я же был чужаком. То есть они купились-таки на мою легенду и образ. А еще мне сильно везло: агент ФБР не выживет среди воров и убийц на голом профессионализме. Очень многое зависит от обстоятельств.
Я находился на самом начальном уровне. По понятиям мафии, ниже меня были только законопослушные цивильные — работяги, пашущие с девяти до пяти.
Энтони Мирра был самым безбашенным и страшным человеком, который мне только попадался в мафии. Ростом под 190, он профессионально делал бабки и хладнокровно валил людей. Имел тяжелый характер и непредсказуемое настроение, мог взорваться от любой мелочи — и в таком состоянии был способен на все.
Любым видам оружия Мирра предпочитал нож. Бандиты часто носили с собой перья вместо стволов, чтобы не загреметь в тюрьму при случайном обыске: в Нью-Йорке за незарегистрированную пушку можно было сесть. Поэтому они таскали с собой складные ножи с длинным лезвием. Даже у меня был такой. Но только Мирра так мастерски владел им. Меня частенько предупреждали: «Если зацепишься с ним, держись на расстоянии вытянутой руки, а то получишь под ребро». Даже свои считали, что у него чердак не в порядке.
Мирра вечно имел проблемы либо с законом, либо с другими мафиози. Он беспрерывно дерзил и посылал всех подряд. Даже свои его как не любили, так и опасались. Многие старались держаться от него подальше.
«Проблема Мирры в том, что он вечно всем недоволен», — говаривал о нем Левша Руджеро.
Знакомство с Миррой вывело меня на новый уровень по сравнению с шайкой Джилли. Тони разглядел во мне напарника и подтянул к своим делам, поэтому я стал поровну уделять время ему и бруклинским парням. Обычно я заглядывал в Маленькую Италию на пару часов по утрам, потом ехал в Бруклин, а к вечеру снова возвращался к Мирре. Мы ходили по разным дискотекам: «Сесиль», «Гиппопотам», «Ибис».
Мирра никогда не тратил свои деньги. Он жил в кредит, который с него никто и не думал спрашивать. Как-то раз, когда мы только начали с ним общаться, он повел меня в «Гиппопотам». Внутри к нему тут же подсела толпа правильных пацанов. Мы проторчали за барной стойкой допоздна, не заплатив ни цента.
Когда мы собрались уходить, я положил 25 баксов на стойку.
— Бабки нахуй убрал, — прорычал Мирра своим хриплым голосом. — Когда ты со мной, ты не платишь.
— Боже, Тони, это просто чаевые бармену, — объяснил я. — Привычка.
Он ткнул пальцем мне в грудь:
— Тут я решаю. Убери деньги.
— Как скажешь, Тони, — я спрятал банкноты в карман. Спорить с ним не хотелось, ни к чему хорошему это не привело бы. Но, признаюсь, стерпеть такое обращение к себе стоило больших усилий.
Мирра рассказал мне, что «Гиппопотамом» владеет Аньелло Деллакроче, заместитель босса семьи Гамбино, а управляет клубом его сын Армонд. Мирра представил нас с Армондом друг другу.
Этот молодой человек держал нелегальное ночное заведение на 56-й Вест-стрит, где играли в рулетку, блэкджек или кости. Мы с Миррой заглядывали туда пару раз. Это было уютное местечко с мягкими коврами, бесплатной жратвой и выпивкой. Вокруг посетителей вертелись девочки на любой вкус. Заведение открывалось в два-три ночи и работало до восьми-девяти утра.
Аньелло Деллакроче умрет от рака в 1985 году, в статусе обвиняемого по закону «РИКО». Вскоре после его смерти Армонд признает вину по обвинению в рэкете, но не дождется меры пресечения и испарится. На момент написания этой книги он продолжал находиться в розыске[18].
Как-то раз мы торчали в одном баре в Форт-Ли, Нью-Джерси. Тони беседовал с каким-то парнем, я сидел рядом и слушал. Тут я неловко двинул локтем, задел свой бокал и пролил выпивку прямо на собеседника Тони. Я тут же извинился.
— Я твоими извинениями пальто не вытру, — ответил парень. — Сидели бы в своем Нью-Йорке, рукожопы.
— Слушай, я ведь извинился, — я взял у бармена полотенце и промокнул остатки пролитого.
Этот тип встает, заказывает еще один бокал, ставит его на стойку и специально опрокидывает на меня.
— Вали нахрен отсюда, тупорылая задница, — заявляет он.
Парень не на шутку завелся. Боковым зрением я вижу Тони, он сидит молча, но глаза у него наливаются кровью, а рука уже полезла в карман куртки.
Я обычно стараюсь не разжигать конфликты: никогда не знаешь, чем все обернется. Твой оппонент может достать ствол, а может привести толпу корешей. А тут еще и Мирра в любой момент может его заколоть. Надо действовать быстро.
— Пойдем выйдем? — предлагаю я.
— Пойдем.
Парень поднимается со стула, и я тут же укладываю его одним ударом. Выходить я не собираюсь. На нас прыгает другой тип, но его вырубает Мирра. Зачинщик