— Тогда вы карточный игрок. Вы втягиваете людей в игру и потом мухлюете.

— Я? Паршивый карточный шулер? — закричал он. — Да это самый жалкий вид мошенничества из всех.

Теперь я вел машину медленно, не более сорока миль в час, чтобы быть уверенным, что меня больше не остановят. Мы выехали на шоссе Лондон-Оксфорд и ехали в направлении Дэнема.

Внезапно мой пассажир поднят в руке черный кожаный ремень.

— Видели это когда-нибудь? — спросил он.

На ремне была медная пряжка необычной формы.

— Постойте, — сказал я, — ведь это мой ремень! Мой! Где вы его взяли?

Он ухмыльнулся и слегка покачал ремнем, из стороны в сторону.

— Где, вы думаете, я его взял? — сказал он. — Конечно, из ваших брюк.

Я сунул руку вниз — ремня не было.

— Вы хотите сказать, что сняли его с меня, пока мы ехали? — поразился я.

Он кивнул, не сводя с меня маленьких черных крысиных глаз.

— Это невозможно, — сказал я. — Вам нужно было расстегнуть пряжку и вытянуть ремень через все петли. Я бы заметил, как вы это делаете. А не заметил бы, то почувствовал.

— Но ведь не почувствовали? — сказал он, торжествуя. Он положил ремень себе на колени, а в его пальцах уже болтался коричневый шнурок.

— А как насчет этого? — воскликнул он, помахивая шнурком.

— А что насчет этого? — спросил я.

— Никто здесь не потерял шнурок? — спросил он, ухмыляясь.

Я взглянул на свои ботинки. В одном не было шнурка.

— Боже! — сказал я. — Как вы это сделали? Я не видел, чтобы вы хоть раз нагнулись.

— Вы ничего не видели, — гордо сказал он. — Вы не видели, чтобы я хотя бы шевельнулся. И знаете, почему?

— Да, — ответил я. — Потому что у вас волшебные пальцы.

— Точно! — закричал он. — Быстро соображаете!

Он откинулся назад и снова затянулся своей самокруткой, выпуская тонкой струйкой дым в ветровое стекло. Он знал, что произвел на меня впечатление этими двумя трюками, и был очень доволен.

— Не хочу опаздывать, — сказал он. — Какой сейчас час?

— Часы перед вами, — ответил я.

— Я не доверяю часам в машинах, — сказал он. — Сколько на ваших?

Я подтянул рукав, чтобы взглянуть на наручные часы. Часов не было, Я посмотрел на своего спутника. Тот смотрел на меня, ухмыляясь.

— Вы их тоже взяли, — сказал я.

Он показал свою руку, на ладони были мои часы.

— Отличная вещица, — сказал он. — Превосходное качество. Золотые. Восемнадцать карат. Легко толкнуть. От хороших вещей избавиться не проблема.

— Я бы хотел получить их обратно, если не возражаете, — сказал я довольно раздраженно.

Он осторожно положил часы на панель перед собой.

— Я не стал бы ничего у вас красть, шеф, — сказал он. — Вы мне друг. Согласились подвезти меня.

— Рад это слышать, — ответил я.

— Просто отвечаю на ваши вопросы, — продолжал он. — Вы спросили, чем я зарабатываю на жизнь, вот я вам и показываю.

— Что еще вы взяли у меня?

Он снова улыбнулся и начал извлекать из кармана куртки одну за другой мои вещи: водительские права, брелок с четырьмя ключами, несколько банкнот и монет, письмо от издателя, записную книжку, огрызок карандаша, зажигалку и, наконец, прекрасное старинное кольцо моей жены, с сапфиром посередине и жемчужинами вокруг. Я вез кольцо в Лондон, к ювелиру, потому что выпала одна из жемчужин.

— А вот еще хорошая вещица, — сказал он, вертя в руках кольцо. — Восемнадцатый век, если не ошибаюсь, времена короля Георга III.

— Точно, — сказал я, пораженный. Совершенно точно.

Он положил кольцо на кожаную панель вместе с другими вещами.

— Так вы карманник, — сказал я.

— Не люблю это слово, — ответил он. — Оно грубое и вульгарное. Карманники — грубые и вульгарные люди, занимаются любительством. Крадут деньги у слепых старушек.

— Как же вы тогда называете себя?

— Себя? Я ручных дел мастер. Профессиональный ручных дел мастер.

Он говорил торжественно и гордо, словно представляясь президентом Королевского колледжа хирургов или архиепископом Кентерберийским.

— Никогда раньше не слышал этого слова, — сказал я. — Вы сами его придумали?

— Конечно, нет, — ответил он, — Так называют тех, кто достиг большого мастерства в своем деле. Вы, например, слышали о золотых и серебряных дел мастерах. Это мастера по серебру и золоту. А я мастерски владею своими пальцами, так что я ручных дел мастер.

— Интересная, должно быть, работа.

— Чудесная, — ответил он. — Замечательная.

— Вот зачем вы едете на скачки.

— В толпе — самая легкая добыча, — продолжал он. — Стоите себе, высматриваете счастливчиков в очереди за выигрышем. И когда увидите, что кто-то забирает большую пачку денег, просто идете за ним и берете деньги. Поймите меня правильно, шеф. Я никогда ничего не беру у проигравших. И у бедных тоже. Я беру только у тех, кто и без этого обойдется, у выигравших и у богатых.

— Весьма гуманно с вашей стороны, — сказал я. — И как часто вы попадаетесь?

— Попадаюсь? — возмутился он. — Я — попадаюсь? Только карманники попадаются. Мастера — никогда. Послушайте, я бы мог вытащить у вас изо рта вставную челюсть, если бы захотел, и вы бы меня не поймали!

— У меня нет вставной челюсти, — сказал я.

— Я знаю, — ответил он. — Иначе я давно бы ее вытащил!

Я поверил ему. Похоже, его длинные, тонкие пальцы умели все.

Мы проехали еще немного молча.

— Этот полицейский устроит вам тщательную проверку, — сказал я. — Это вас не беспокоит?

— Никто меня проверять не станет, — сказал он.

— Конечно, станет. Ведь ваше имя и адрес записаны у него в черной книжечке.

Мой попутчик снова улыбнулся хитрой, крысиной улыбочкой.

— Ах вот вы о чем, — сказал он. — Но готов спорить, что у себя в памяти он ничего не записал. Еще не встречал ни одного полицейского с приличной памятью. Некоторые из них и собственного-то имени не помнят.

— А при чем здесь память? — сказал я. — Ведь он все записал в книжечку.

— Записал. Но вот беда: книжечку-то он потерял. Он потерял обе книжечки: и ту, где записано мое имя, и ту, где записано ваше.

В длинных, тонких пальцах правой руки он, торжествуя, держал обе книжки.

— Легче легкого, — гордо объявил он.

От радости я чуть было не врезался в цистерну с молоком.