– Может, ты не помнишь, как наезжал на меня, заставляя удалить дурацкую фотку?

Деклан вскидывает брови.

– Может, это ты не помнишь, как обвинила меня в том, что я собираюсь подлить в пунш спиртное?

Мои щеки обжигает румянец, и я отвожу взгляд.

– Ты прав. Прости. Я не должна была этого говорить.

– Не ты первая, кто говорит подобные вещи. – Тон его голоса не изменился, но Деклан довольно резко дергает рычаг переключения передач. – Знаешь, что бесит? Если будешь цепляться в школе к слабаку, то тебя отстранят от занятий.

– Это плохо?

– Нет. Но если кто-то будет цепляться к парню с плохой репутацией, то всем плевать. Люди считают, будто могут говорить ему что угодно. И их в этом только поддержат.

Он прав. Как и в спортзале, я чувствую укол вины.

– Ты и сам не очень-то себе помогаешь. Мог бы просто попросить меня удалить эту фотографию. И не обзывать Брэндона придурком. Тебе это в голову не приходило?

Деклан обжигает меня взглядом.

– Думаешь, он задумывается о том, что говорит обо мне?

Нет. Наверное, нет.

Мы сидим в тишине, слушая стук дождя по крыше.

– Значит, вот что обо мне думают? – наконец спрашивает он, глядя в сторону. – Что я под кайфом угнал машину?

– А ты этого не делал?

Он отрицательно качает головой, не поворачиваясь ко мне.

– Я был пьян, а не обдолбан.

Как будто есть разница.

– И все?

– Нет. Я не угонял машину, но мой придурочный отчим все равно подал на меня в суд.

– Это была его машина?

– Нет. Это был пикап моего отца.

– Почему ты?..

– Это имеет какое-то значение? – Деклан раздраженно бросает взгляд в заднее окно. – Сколько ты еще будешь ждать своего друга?

– Э-э-э… – теряюсь я от внезапной смены темы. – Не знаю.

– Дай мне ключи.

– Что?

– Дай ключи. Пойду сменю шину, пока мы ждем.

Пошарив в сумочке, я достаю связку ключей.

– Ты собираешься…

– Оставайся в машине.

Деклан почти вырывает ключи у меня из рук и, выйдя из машины, хлопает дверцей. Я наблюдаю за ним – освещенным фарами, таинственным. Он открывает багажник и достает запаску. Положив ее у машины, вытаскивает из темноты еще какой-то предмет. Я никогда не меняла шины, поэтому понятия не имею, что он делает. Но действует он быстро и деловито.

Не стоило бы сидеть и таращиться на него, но я ничего не могу с собой поделать. В нем есть что-то притягательное. Десятки машин проехали мимо, а он остановился. И он помогает мне, несмотря на мое отвратительное поведение.

Деклан опускается на асфальт – на мокрый асфальт, под дождем – и засовывает что-то под машину. Смахивает с лица влажные волосы. Я так и буду сидеть и пялиться на него, ничего не делая? Выхожу к нему, но он не смотрит на меня.

– Я сказал тебе оставаться в машине.

– Так, значит, ты один из тех парней, которые думают, будто женщина должна ждать в машине?

– Когда эта женщина не знает, что ездит на лысой резине и что заряда ее аккумулятора едва хватает на поддержку хронометра? – Он закрепляет под машиной какую-то железяку и начинает вращать ее рукоятку. – Да, я так думаю.

Моя гордость уязвлена.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нужна моя помощь? – сдержанно спрашиваю я.

На губах Деклана появляется печальная улыбка.

– Ты такая забавная, когда не занята осуждением других.

– Скажи спасибо, что я не пнула тебя за это.

Улыбка сходит с его губ, но он не отрывает взгляда от машины.

– А ты попробуй.

Так и подмывает пнуть его после этого. Наши пререкания будоражат. Впервые за долгие месяцы я во время общения не ощущаю себя так, будто все происходит не со мной.

– Почему ты хотел, чтобы я удалила фотографию?

Поднимаемая им железяка с металлическим стуком ударяется о дно автомобиля. Деклан вскидывает на меня взгляд.

– У тебя машина стоит на ручнике?

– М-м-м…

– Иди проверь.

Я иду и проверяю. Не стоит. Я ставлю машину на ручной тормоз и возвращаюсь под дождь. Деклан откручивает ключом гайки на колесе.

– Спасибо, – благодарит он напряженным от усилий голосом.

Я жду, но на мой вопрос он не отвечает.

– Ты умышленно не отвечаешь мне?

Деклан кивает.

– А машину не нужно поднимать, перед тем как снимать колесо?

– Сначала нужно гайки ослабить. Иначе можно сдернуть машину с домкрата.

– И это будет плохо?

– Да, это будет плохо.

На плечах бугрятся мышцы. Он снова откидывает с лица влажные волосы. Потом вращает ручку стоящей под машиной железки.

– Это домкрат? – уточняю я, ощущая себя дурой.

Взгляд, брошенный на меня Декланом, заставляет пожалеть о том, что я не осталась в машине. Подождав, когда он продолжит свое занятие, я спрашиваю:

– А что будем делать с аккумулятором?

– Посмотрим, получится ли его опять прикурить. Потом я провожу тебя до дома. И ты завтра же заменишь аккумулятор. – Он поднимает на меня глаза. – Да?

– Да, – поспешно киваю я.

Деклан абсолютно непредсказуем. Только что раздражался на меня, а теперь удивляет почти заботливыми словами. Я молча наблюдаю за тем, как он снимает старое колесо и заменяет его запасным. Машины давно не проезжали мимо нас, и вокруг стоит тишина, прерываемая шелестом дождя в листьях деревьев.

– Ты удалила ту фотографию? – тихо спрашивает Деклан.

Я медлю с ответом. Лгать ему не хочу, а сказать правду боюсь.

– Нет.

Он не отрывается от того, что делает.

– Почему?

– Потому что ты вел себя как засранец, когда об этом просил.

Деклан коротко смеется себе под нос. Затем мрачнеет.

– Я не ради себя просил.

– Как это?

Взяв с асфальта гайку, он смотрит на меня.

– Я не ради себя просил удалить ту фотографию, а ради Рэва.

– Тогда почему он сам не попросил меня об этом?

– Рэв не такой.

Не такой, да. Я едва знаю Рэва Флетчера, но у меня уже сложилось впечатление, что он не любит просить. Деклан Мерфи такой же. Становится совестно. Хочется прямо сейчас метнуться в школу и стереть все снимки с карты памяти фотоаппарата мистера Жерарди.