Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так-так, хорошо. Тогда объясню нашу позицию. Во-первых, мы совсем не против культурной революции, хотя слово это и не из нашего лексикона. Но если реформы повысят в Прыжовском крае значение культуры, то мы за реформы. Дальше. Мы не против и помощи из центра, хотя ваша организация симпатий у нас не вызывает.
– Какая еще организация? – насупил брови Кондрат.
– Как это какая? А галерея?
– Э… Да я давно все продал. Жене продал и с ней же развелся. Уже год на пляже голый лежу и фиговым листком прикрываюсь. И ничего за мной нет, никаких структур. Вольный копейщик, вот я кто.
– Вольный рублёвщик, – скаламбурил Шашикашвили.
– Доллáрщик! – пробасил бородатый Шаманов-Великанов.
– Еврейщик! – пискнул Пухов и подавился смехом.
Кондрат не реагировал.
– Тише, тише, товарищи! – осадил разошедшихся коллег Редька. – Так вот, наша согласованная позиция состоит в следующем: мы не против реформ, но считаем, что надо выходить на мировой рынок со своим, родным, корневым искусством, а не с жалкими подражаниями Западу.
– Точно! В десятку! Золотые слова, Андреич! – загалдели художники.
– Пьете?
– Пьем, заходите!
К собранию присоединились завсекцией графики Бочкин и пейзажист Сенокосов.
После повторения ритуала Кондрат перекрыл своим зычным баритоном общий галдеж:
– Тише, граждане! Я все понимаю. Варяги вам не нравятся. Но что вы, прыжовцы, можете предъявить миру такого, чтобы всех завидки взяли? Кроме огурцов, конечно. Это я серьезно говорю, потому что огурцы охренительные.
– Шалва, будь другом, достань из холодильника еще банку, – распорядился Редька. – А мировому сообществу, господин Синькин, Прыжовск готов предъявить много чего.
Он встал и взял с письменного стола большой альбом.
– Ну что, товарищи, покажем приезжему наш край?
– Покажем!
– А на фига?
– А чтобы знал!
– Пьете?
– Пьем, заходи!
К собранию присоединилась женщина с большим бюстом – искусствовед Жарова. Ее встретили радостными криками:
– Смотри, как вовремя! В самый раз! Критик! Кандидат наук! Доцент! Анна Санна, расскажи гостю про наш край! Сначала повторить!
Когда повторили, доцент Жарова раскрыла альбом и показала Синькину большой, в два разворота, пейзаж: какая-то тропическая местность, на заднем плане скалистые горы, на переднем – пальмы, агавы и заросли папоротников. К этому открыточному виду очень подошли бы белые курортные павильоны и беседки, но вместо них в зарослях возились неповоротливые туши и высовывались жуткие зубастые морды.
– Перед вами прыжовский пейзаж времен раннего мезозоя, – тоном экскурсовода начала Жарова. – Здесь изображены динозавры, останки которых найдены на территории Краснопыталовского района. Вот это – старейший стиракозавр, живший в наших краях двести миллионов лет назад. Его копролиты были открыты в 1954 году.
– Чего открыто? – не понял Кондрат.
– Копролиты, окаменевший навоз. А вот самый страшный из наших земляков – игольчатый спинозавр. Он помоложе, чем стиракозавр, ему всего семьдесят миллионов лет.
– Этот посимпатичней будет, – кивнул Синькин. – Хотя сракозавр более стильный, что ли. Ну-ну, а еще что есть?
– А вот зверский стиль двенадцатого века.
– Погоди-ка, погоди! А что, между динозаврами и зверским стилем ничего не было? А куда вы семьдесят миллионов лет заныкали?
– Что-то наверняка было, – ответила доцент Жарова, – однако науке это неизвестно. Археологические раскопки ведутся недостаточно интенсивно.
– Финансирования не хватает, – пояснил Редька.
– Итак, Средневековье, – возвысила голос искусствовед. – Места тут отдаленные, и рука Москвы дотянулась до нас далеко не сразу. А правили здесь князья – сначала местные, а потом удельные русскоязычные. Вот портрет могульского князя Горзиллы, который разметал монгольские тумены в битве при Чемандорре.
– Зыко! – восхитился Кондрат. – Звучит! И морда зверская. Как у этого, у игольчатого спиногрыза.
– А вот последний удельный князь Гаврила, которого царь Иван Третий чуть было не посадил на кол.
– Тоже видный мужчина. А чего не посадил-то?
– Договорились, наверное. Науке неизвестно. Ну, пойдем дальше… Дальше ничего особенного не происходило, поскольку при царской власти тут были в основном места лишения. При Советах, в общем-то, тоже. Но зато в советское время расцвело искусство. В Прыжовске творили народный художник СССР Ярослав Семенович Пукиш, народные художники России Викентий Иннокентьевич Лежебоков и Савватий Мефодьевич Дно, заслуженные художники…
– Ладно-ладно, хватит! Я все понял. Давайте теперь за всех за них выпьем.
Синькин сам разлил путинку и поднял свой стакан:
– За славное прошлое вашего края и отдельно – за игольчатого спиногрыза!
– Спинозавра, – поправил Шаманов-Великанов.
– Пусть так.
Выпили.
– А теперь, отцы, слушайте меня внимательно, – сказал Кондрат Синькин, поднимая на вилке охренительный огурец. – Пришло вам время узнать истину. Сейчас я объясню, что такое искусство и как стать востребованным на его рынке.
Художники притихли. Пухов хотел сказать что-то ехидное, но Редька двинул его локтем под ребра, и бойкий баталист прикусил язык.
– Рынок современного искусства, – произнес Кондрат в наступившей тишине, – начинается со структурной самоорганизации комплексов социальных инстанций и механизмов, наделенных не только определенными функциями по актуализации символического капитала, но и обязывающей совокупностью конвенций. При этом цена, значение и признание произведений совриска основаны на собственных регулятивных механизмах отбора и канонизации, а не на вкусах потребителя, как то принято на рынке массового производства товаров. Поняли?
Анималист Шаманов мотнул головой, как лошадь. Остальные сидели неподвижно, словно парализованные, и молчали.
– Короче, перевожу, запоминайте, – отчеканил куратор. – Искусством в современной России считается только то, что я, Синькин Кондрат Евсеевич, назначу искусством. А востребованными вы можете стать, если будете меня слушаться.
Художники разом загомонили:
– А кто вас уполномочил?
– Да кто ты такой?!
– А ты знаешь, сколько у нас на юбилейной выставке народу побывало? Три тысячи! Три!
– Варяг!
– Спокойно, спокойно, граждане! – попытался перекричать их Кондрат. – Мнение публики, как я сказал, не учитывается! Мнение изготовителей сувениров тоже!
– Да ты прыщ на ровном месте, и будь моя воля…