— Я инорокая змея Гарафена, огненная Скоропея, лежу на руне, а руно на златом камне под липовым кустом у Белого Ясеня, который не наг, не одет! А ты путник — и Наг, и не одет. Ответишь на мои вопросы — пойдешь к Алатырю счастья искать.

— А если не отвечу? — подыграл Нестор.

— Тогда зат…аю тебя до смерти! — радостно взвизгнула змейка и ринулась на своего спутника, опрокинув его на спину.

Жесткая трава царапала кожу, холодные комья вспаханной кем-то и зачем-то земли давили под лопатку и в поясницу. Но менять позу было бессмысленно — Зоенька действительно сильно соскучилась, ее напор был агрессивен и необорим. Не было сил тянуть и держаться — уже через несколько минут они лежали на траве, мокрые — несмотря на осеннюю свежесть, уставшие и счастливые.

— Что такое «инорокая»? — спросил Нестор негромко.

— Гарафена — это страж, Дракон. Любой Дракон, тем более страж, имеет, как и мы с тобой, две ипостаси, две судьбы, два рока. Один из этих «роков» — иной. Вот и получается, что каждый из нас — инорокий. А еще «ино» — означает «один, единственный» по-гречески. Получается, что Гарафена с такой судьбой — одна, единственная. Роковая она. А еще зверь такой есть — инорок, он же индрик, всем зверям зверь. Так мамонта раньше называли. Тоже роковой, наверное.

— Ты у меня роковая, — подольстился Нестор.

— Не ври! — улыбнулась змейка. — Просто я нужна тебе сейчас.

— Нужна, — согласился Нестор. — Скажи, Алатырь действительно приносит счастье? Сегодня я готов в это поверить.

— Подхалим! — Зоенька шутливо и звонко хлопнула его по голой ягодице. — Кто знает? Все индивидуально. Он вроде есть, и его вроде нет. С одной стороны — это основа нашего существования, с другой — всего лишь метафора, знак, сигилла. Белый Ясень олицетворяет миры Трилоки.

— Тамас, Раджас и Саттва?

— Именно. Корни, ствол и крона. Первобытные, хтонические страхи, которые питают активную жизненную энергию, которая, в свою очередь, расцветает чистым светом — умиротворенной гармонией. Тамас, Раджас и Саттва, — повторила Зоенька.

— А где Взвесь? — Нестор глянул на Алатырь-Ашваттху с интересом.

— Тссс! — испуганно, как-то совсем по-змеиному зашипела Зоенька. — Растревожишь!

— Кого? — Нестор посмотрел на Белый Ясень повнимательнее.

Дерево-скала ближе к Солнцу, там, где должна была раскинуться необъятными ветвями величественная крона, было увешано какими-то вздувшимися пузырчатыми бурдюками. Это могли быть как плоды Мирового Дерева, так и…

— Это и есть Взвесь? — вдруг догадался Нестор. — Вернее, Взвеси! Какая же из них наша?

— Я же просила! — обреченно всхлипнула Зоенька. — Не произноси это слово! — Потом прислушалась и вскочила на ноги. — Бежим!

Со стороны Дерева доносился гул. Он нарастал, приближался, заполнял собой все акустическое пространство. Нестору в память постучалась фраза из какого-то забытого фантастического фильма: «Этот звук носит инсектный характер». Одновременно с приближением звука в зрительной перспективе, у ствола Дерева, начали сгущаться темные облака. Или даже тучи. Или черный туман. Что бы это ни было — оно приближалось.

Нестор понимал, что нужно бежать, но почему-то и он сам, и его спутница могли только завороженно пятиться, не в силах оторвать взгляд от накатывающей на них опасности. Зоенька протянула руку и крепко сжала ладонь Нестора в своей холодной ладони. Стало страшно.

Тем временем черный туман застлал уже большую часть небосклона. Нестор стал различать отдельные точки, из которых состояла эта масса. Точки представляли собой маленькие вихри, вращающиеся с бешенной скоростью. Именно это вращение и вызывало такой мощный звуковой эффект.

Вдруг от каждого вихря к земле потянулись тонкие черные нити. Только в этот момент Нестору и Зоеньке удалось, наконец, выйти из ступора и рвануть по полю ко входу в галерею, из которой они выползли. Но они не успели: нити липли к телу, вязали клейкой лентой, забивали смолой уши, лезли в рот, в глаза, сковывали движения, опутывали крепким коконом.

— Ты можешь, Нестор! — закричала Зоенька. — Ты можешь!

Но Нестор никак не мог понять, что именно он должен сделать. Он барахтался, пытаясь высвободиться из цепких пут.

— Ну, же! — отчаянно кричала его девушка. — Ну, же, Нестор! Пожалуйста!

И тут он понял, как нужно поступить.

Он больше не был Нестором, он снова был могучим Нагом. Зоенька испуганно обвилась вокруг его чешуйчатого тела в несколько колец. Наг расправил капюшон, обнажил клыки и зашипел в небо, играя раздвоенным языком. Маленькие вихри назойливыми злыми осами зависли над сплетшимися змеями. Липкие черные нити бессильно соскальзывали с их глянцевых тел, но нитей было много, слишком много.

Наг снова зашипел, пронзительно, отчаянно. Был бы рядом сторонний слушатель, он наверняка сумел бы различить в змеином шипении ницшеанское: «Где кончается уединение, там начинается базар; и где начинается базар, начинается и шум великих комедиантов, и жужжанье ядовитых мух! Не поднимай руки против них! Они — бесчисленны, и не твое назначение быть мухобойкой».

Но хвост — не рука. Его против назойливых мух поднимать можно. Наг попробовал высвободить кончик хвоста. Удалось, хотя и с немалым трудом, словно в попытке разорвать плотный слой липкой ваты.

— Быстрее! — шипела змейка Зоенька. — Еще!

Смоляные путы обвили их и тесно держали друг возле друга. Не пошевелиться! Нестор напряженно крутил хвостом, по сантиметру отвоевывая собственное тело из липких оков, постепенно увеличивая амплитуду вращения, убыстряя темп.

— Быстрее! Быстрее! — в ужасе уже не шипела — орала его спутница. — Еще быстрее! Еще! Еще!

Напряжение росло, Нестор не знал, откуда брал силы. Может, тесно прижавшаяся к нему Зоенька щедро делилась своей энергией? Хвост жил собственной жизнью — вращался по сложной траектории, в пять-шесть изгибов, — так движется лента, закрученная умелой рукой спортсменки — мастера спорта по художественной гимнастике.

Потоки воздуха, взбитые и направляемые этим вращением, отклоняли выстрелы черных нитей, сдували их в сторону. Но вот ветер превратился в ураган, в безудержный смерч. Что могли сделать маленькие осы-вихри с этим порождением Наговой мощи? Поток воздуха магической спиралью разметал тонкую смолу, превратил этот опасный дождь в неопрятные кляксы, разбросанные по бурой траве, разбросал и сами вихри. Вокруг змей образовалось свободное пространство.

— Вперед! — шепнула змейка на ухо.

Но ливень еще не иссяк! Наоборот, гул нарастал. Со стороны Белого Ясеня спешили новые полчища маленьких злонравных веретенец. Нестор понял, что новой атаки им не сдержать.

— Вперед! Вперед! — кричала змейка.

И они рванули вперед настолько быстро, насколько могли. Вернее, рывок сделал только Нестор — Зоенька обвилась вокруг него, как хрестоматийная змея вокруг кадуцея.