Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты упрямо думаешь, что нужна мне только за этим?
— Не только… — простонала я, когда Гай подкинул меня наверх, пойти к потолку, и я, хватаясь за его голову, все-таки врезала ему лопатной. — Пожалуйста…
Он держал меня на весу на уровне груди. Я смотрела вниз, чтобы случайно не проверить свое темечко на прочность при встрече с бетоном.
— Мне это важно, Гай, чтобы мы обсудили это на трезвую голову.
— Ты права, ох как ты права… Город маленький, а мы так долго не встречались… Целых пять лет.
— Гай, ты согласен? С моим планом?
— И что толку? — он поставил меня на пол, но оставил руки у меня на бедрах. — Мы не можем забрать ее себе.
— Она может у нас ночевать иногда… Если тебе это важно?
— Мне важно, чтобы ей было хорошо, а ей хорошо с бабушкой. Поль, я тебя вижу насквозь, лиса… Это не ради нее, это ради меня… Поверь…
— Я верю, — тронула я ладонью его мягкую щеку.
— Но проверяешь. Такой вере грош цена…
— А ты все покупаешь… Черной икрой, например.
— Хочешь бутер?
— Решили же, что это на Старый Новый год, с моими родителями, если мы дотянем до него вместе.
— Ты меня за яйца будешь тянуть в старый год?
— Я тебя за яйца из него вытащила, кажется. Или нет?
— Вытащила… Потяни еще!
Снова ухо оказалось под рукой и снова я за него потянула… Притягивая губы — был поцелуй или не был, но подоспела духовка — пришлось отправлять туда стейк и не возвращаться к поцелуям. Гай занялся тушением капусты.
— Потом подогреем, — обернулся он ко мне и подмигнул.
У нас час в запасе? Или… Хрен с ним, полы без подогрева — подошвы в тему придутся…
А ботинки он не снял — может, конечно, поднимался пешком и всю грязь отбил, а куртку забыл в машине или на даче. Поэтому не побоялся насвинячить в гостях. Ну, не побоялся… Заодно подхватить меня на руки. Легко! Я же вся сжалась от страха, стала маленькая-премаленькая и… Всего лишь потеряла тапки и маленькую незначительную вещицу — голову. Она кружилась даже с учетом того, что кружится в наших хоромах было негде. Но вальс кружат в душе в такт ударам сердца. Оно не такое четкое и бездушное, как куранты; оно музыкальное — раз, два, раз, два, три и… Тишина. Это я задохнулась в свитере, который Гай потащил мне через голову, усадив на кровать. Рухни мы на нее вместе, пришлось бы, наверное, просто превратить свитер в шарф, потому что друг от друга мы больше бы не оторвались. А что — так же модно! Повязываешь свитер вокруг шеи поверх пальто… Если в пальто нет быка…
Бык трепыхался в моих объятиях, точно бабочка, потому что ему нужно было избавиться от второго свитера — своего, и срочно! Я решила помочь и потянула за ремень… У всех нормальных мужчин свободный конец смотрит направо, никаких налево — с этой минуты!
— Поль, не надо… Я сорвусь… Иначе…
Говорил он это с поднятыми руками.
Сдается? Сдался… Отшвырнул свитер и скинул с ремня и своего бугра мои руки. Железный язычок больно саданул меня по пальцам. Гай остался коленями на матрасе, прямо надо мной, и я вовремя сообразила откинуться к стенке, не заботясь, встретится моя голова со стеной или пронесет… Просто Гай слишком резко рванул ремень на себя, чуть не выдрав с корнями, швырнул на пол — не хотел тратить время на застегивание или не хотел холодить мне живот железной пряжкой. Зачем в джинсах ремень? Дань традиции…
И традиционно зимняя любовь начинается со скручивания майки — увы, хотелось, чтобы пальцы Гая повозились немного с пуговицами, поднимаясь по животу вверх или спускаясь вниз, а не прокатились катком, полностью распластав меня по кровати. Дождись с ним лета, Полька, и будут тебе кофточки с мульоном пуговичек на голое влажное тело… И будешь плакать по майке! А сейчас долой и не скучать…
В духовке таймер тикает, а в моем теле термометр взорвался и осколки вонзились в живот… Какая там еще согревающая жидкость — меня закапало маринадом для стейка — жжет и щипет во всех уже известных Гаю местах… А он снова все забыл и тыкается наощупь, точно слепой бычок…
— Гай, время… — схватила я его за уши, уже довольно красные и прекрасные. — У нас мало времени… Мясо…
— Будем жрать капусту. Что загрустила? Не морскую же, а новогоднюю…
— Гай…
Я оторвала его руку от груди, поднесла к лицу, ища пробитую острым соском ладонь — не нашла глазами, тронула языком. Есть рана, есть — иначе чего так стонать…
— Поль, это лишнее…
— А я о чем?
Не отпустила его ладонь, прижала к животу и толкнула вниз, под пуговицу на моих джинсах.
— Все горит, чувствуешь?
— Я руки от перца вымыл? Или как? На вкус…
— На запах смесь итальянских специй… Гай, не время шутить…
— Какие шутки, Поль! Тут кто-то кран забыл на кухне… С горячей водой…
Его пальцы вслепую нашли краник, но не закрыли, а открыли на полную, а вторая рука наконец справилась с пуговицей и молнией.
— Гай, курица разморожена, пора запекать… — простонала, вцепившись в пустые шлевки его джинсов.
— Чего ты понимаешь в готовке курицы! — оторвал он мои пальцы от своих джинсов и стиснул свои на моих. — Окорочка подними…
Ну и избавил меня наконец от всех слоев защиты от холода — не от него, от него меня защищали только его трещащие по швам джинсы.
— Не надо меня мариновать…
— Ты ж не молодой цыпленок…
— Но и не бройлер… Гай, пожалуйста… Тебе нравится, когда тебя умоляют?
— Да, нравится… Мне нравится, когда ты умоляешь, а не приказываешь… Скажи еще раз — пожалуйста.
— Пожалуйста, отстань от меня! — огрызнулась игриво.
— И не подумаю… — вцепился он мне в губы.
Только так с ними — мужики по-хорошему не понимают, когда уже можно и нужно по-плохому. И быстро… На счет раз…
— У тебя молния застряла? — вцепилась я в его пальцы и нащупала пластик.
— Поль, у тебя с обонянием проблемы?
Клубничка, черт… А мне уже стейком пахнет, запеченым… Но пока можно и салями перекусить… Раз предлагают.
И не один раз...
С Гаем все должно быть по-царски, а не только салат. Свесившись с кровати, выдвинула ящик под матрасом и вытащила две простыни: одну себе, вторую — тому парню, который спас мой Новый год и, кажется, взамен забрал всю жизнь — ну, ту, которая в обозримом будущем, хотя с кровати, кроме потолка, если и видно что-то, то не дальше карниза и полоски тюля.
— Знаешь, как тогу завязывать? — взглянула я на этого парня прищуренно.
— Как бы ни завязал, а критиковать меня некому, — показал он мне язык, даже для вида не удивившись вопросу. — Ты тоже не знаешь, потому что это мужской наряд… А у тебя наряд на кухню. У меня нос скоро взорвется, а желудок прилипнет к позвоночнику.