…Внезапность сыграла им на руку, не дав ни секунды опомниться залёгшим в засаде абверовцам, уже предвкушавшим скорую расправу с уставшим, измученным отрядом. А вышло вон оно как… Кто‑то из них суетливо пытался развернуть в их сторону пулемёт, кто‑то, даже не веря своим ушам, лишь успел повернуть голову – что там, черт возьми, происходит?! – оторвавшись на миг от прицела. Кто‑то дико орал от ужаса «Фойер, фойер!» – выпустив длинную очередь в никуда из автомата. Напрасно. Все для них было кончено с первым броском гранат.

А Никита орал, как оглашённый:

— Гранатой, огонь!

Пауза – и снова крик:

— Гранатой огонь! О–гооонь!

Полтора десятка человек были обречены. Кто‑то их них, затравленно мыча, кубарем скатился по склону. За ним другой, а вон и ещё один, неловко приседая на подвёрнутую в горячечной спешке ногу, повалился на тропинку у ручья. Поздно! Отряд встретил уцелевших шквалом огня. А на холме, по склону ещё продолжали рваться гранаты. Они рвались часто и густо, кромсая на куски податливую человеческую плоть, безжалостно корёжа и ломая оружие. Все! Все было кончено в считаные мгновения. В живых никого не осталось. Да и у них приказ: никого в живых не оставлять, «языков» не брать ни в коем случае, будь он хоть генерал. Так, по возможности лишь выпотрошить из него сведения, коль важная шишка, в темпе вальса и – все дела. А как «выпотрошить» и ещё плюс «в темпе вальса», ясно спецназу по обе линии фронта. Кто бы церемонился с живым врагом, захваченным у него же в тыл у? Чего там сюсюкать: на страшную, мученическую смерть обречён враг, если сразу не выложит все сведения, что требуют от него, если вякать, гад, начнёт не по существу, а хуже того, если и стращать начнёт захвативших его в плен. А так, смерть лёгкая, если выложил все и сразу, один удар финкой, и никаких мучений.

…Пленных не было. Да и лишняя обуза ни к чему. Брали, как всегда, оружие, патроны и документы – то, что может ещё пригодиться. Патроны, конечно же, были дороже всего. К своим‑то с боем прорываться придётся. А там как повернётся, никто не знал.

Светало…

Обыскали тех двоих, которых сняли в секрете, и троих, что уложили возле ручья.

И–её–моё! Надо же, такое они увидели впервые.

— Ишь ты, ножи десантные выкидные, чтобы стропы парашютов резать, смотри‑ка, «вальтеры» у каждого, и экипировка совсем не простая, я вам скажу. Шустрые ребятки на нас охотились, шустрые. Худо было бы всем нам, если бы Бурьян вовремя их не учуял.

— Нда–аа… – невесело констатировал Ковалёв.

А сам подумал: неизвестно ещё, как бы оно повернулось. Но что вышло, то вышло. Наша взяла. Ладно, что сетовать, – времени в обрез, каждая минута на счёту.

Бегло просматривая протянутые ему документы убитых, хмыкал удивлённо. Чудеса! Красноармейские книжки, продаттестаты, командировочные удостоверения – все чин по чину, не прикопаешься. Впрочем, подлинники или нет – некогда разбираться. А у самого кошки на душе скребут. Муторно. Значит, сведения подтвердились. Все произошедшее – тому свидетельство. Не зря, ой не зря предупреждали его в штабе фронта накануне рейда… За ними устроили настоящую охоту спецы Абвера из команды «Бранденбург-800». По тылам нашим шастают, сволочи, как у себя дома. Штаб дивизии недавно вырезали подчистую вместе со взводом охраны. Ловки, гады! Ох, ловки!

Рассовывая документы по карманам, кр атко подытожил: – Все понятно, кто такие. Так я и знал: «Бранденбург-800» собственной персоной. Волчары ещё те. Матёрые гады. Ну все, а теперь, братцы, ходу! Светает!

Ходу дали. Рассвет торопил.

В тот день им ещё раз повезло. Если, конечно, считать везением то, что приключилось с ними на финишном рывке. Хотя, честно говоря, такое везением не назовёшь, язык не поворачивался. В стычке с «бранденбуржцами» все обошлось без единой царапины, а тут… Семь человек убитых и половину собак потеряли.

Беда!

Напоследок, когда уже до своих оставалось всего ничего, рукой подать, немцы навалились на них так, что ни вздохнуть – ни охнуть.

Обложили. Еле–еле ноги унесли. Выкарабкивались уже из последних сил. Патроны не экономили. Все оставшиеся гранаты в ход пошли, в том числе и трофейные. Прорвались с горе м пополам. И то, если б не группа прикрытия, что ждала их в условленном месте (таких мест по разным вариантам отхода было несколько и соответственно несколько групп прикрытия), и вовсе бы туго им пришлось.

Чего лукавить: хана была бы всему отряду, если б группа прикрытия не отсекла оголтело наседавших немцев умело организованным огнём нескольких миномётов. Ну и пулемётчики – низкий поклон им – огня не жалели…

Всех своих, и раненых и убитых, вынесли. Ковалёв приказал радисту (благо тот был бывший артиллерист) корректировать огонь миномётчиков группы прикрытия, когда уже своим худо стало.

Так и прорвались, неся на себе убитых друзей и погибших собак. Ковалёв никогда не приказывал выносить последних. Но в отряде сложился в последнее время неписаный закон: никого в беде не оставлять. Никого. Собак тоже.

С недавнего времени им придали двух радистов. Одного тяжело ранило в бою неделю назад. А второй, угрю мый и ершистый («чего мне по лесам шастать, я же артиллерист, миномётчик, мне стрелять надо…»). спас сегодня отряд от неминуемой гибели уже на финишном рывке.

…На связь они выходили редко, в самом крайнем случае. Оно и понятно: рейд по тылам противника, могут и запросто засечь. За милую душу! А тогда жди напасти. Или преследование начнётся, белый свет в копеечку покажется. На пятки будут наступать, накрывая минами пути отхода. Это фрицы мастаки делать. Здорово, сволочи, поднаторели на этом. Ничего не скажешь… Или того хуже: авиацию на подмогу вызовут. Вот тогда точно все. Спасения не будет. Можно смело точку ставить на существовании всего отряда.

Но сегодня – тьфу! тьфу! тьфу! – с погодой несказанно повезло. Нелётная, слава богу. Светало, но небо хмурилось, хмурилось, нагоняя низкие свинцовые облака над головой, пока не разразилось бесконечным злым дождём, какие бывают только в конце поздней осени. Но скверная погода только им на руку, верный помощник в их нелёгком ратном деле…

Ковалёва на всем пути следования – от места стычки с абверовцами до момента драматического финишного рывка через линию фронта – навязчиво сверлила одна и та же мысль. Засела, проклятая, в голову – хоть ты тресни! Где, когда, почему и, главное, как они дали промашку? Явно, явно где‑то допустили промах, и потому‑то «бранденбуржцы» караулили их, заняв выгодную позицию.

Хотя… Ни сегодня, ни вчера и тем более позавчера они на связь не выходили. Запеленговать их не могли, исключено. Значит… Значит, остаётся только одно: абверовцы просчитали их путь возможного отступления. Ага, уже теплее. Так, так… А что? Прикинули, сопоставили, как бы они сами выходили. Поставили себя на их место и устроили засаду в нужном месте и в нужное время. Ловко сработали, сука, ничего не скажешь, ловко. Получается так, что палец в рот им не клади. Оторвут махом всю руку. В момент. Если бы не Бурьян…