Под их ногами мелькали одно за другим древние царства мира. Они различали тут и там признаки последних очагов цивилизации, прославившихся блеском умственной жизни и теперь лежавших в виде бесконечных развалин вдоль всего экваториального пояса. Всюду царила смерть. Омегар увидел свой старый город, недавно покинутый им, но знал, что и в нем главный источник жизни уже иссяк, так что не счел нужным спускаться здесь. Так пролетали они на своей одинокой воздушной ладье над разными странами, послужившими последними ступенями истории. Везде царила смерть, везде господствовало гробовое безмолвие, всюду расстилалась ледяная пустыня. Никаких признаков лугов, никаких признаков растений, хотя бы даже полярных, не было заметно. Последние потоки воды рисовались на поверхности материков как реки на географических картах, и сразу можно было заметить, что по течению их человеческая жизнь продолжалась несколько большее время. Но и они давно уже высохли навсегда, а если иногда в глубине долины виднелось что-то в виде неподвижного озера, то это озеро было каменное, и даже само экваториальное Солнце не в состоянии было растопить этого вечного льда. Какие-то животные, напоминающие медведей, обросшие длинной шерстью, там и сям изредка встречались еще на обледеневшей земле, отыскивая себе скудную растительную пищу по глубоким впадинам. Время от времени попадались также животные из породы моржей и пингвинов, бродившие по грудам льдов, да еще немногие большие полярные птицы серого цвета, тяжело и неуклюже перелетавшие с места на место и уныло опускавшиеся на обледенелую землю.

Наши приговоренные к смерти путники нигде не нашли никакого желанного оазиса. Наступала ночь. На небе не было ни одного облачка. Несколько более теплое воздушное течение проносило их над древней Африкой, обратившейся теперь в полярную страну. Машина воздушной ладьи перестала действовать. Страдая от холода еще больше, чем от мучений голода, несчастные путешественники укрылись в глубине своей лодки, обшитой внутри шкурами полярных медведей.

Завидев какие-то странные здания, которые они приняли за развалины разрушившегося города, они опустились на землю. Перед ними оказалось основание какого-то необъятного четырехугольного здания, в котором можно было заметить признаки чего-то, напоминающего гигантские скамьи или ступени из громадных отесанных камней. По всему этому можно было еще признать в этой громадной груде камней одну из древних египетских пирамид, которая, во-первых, пережила среди беспредельной песчаной пустыни ту цивилизацию, представителем которой она являлась; затем она глубоко погрузилась под волны океана вместе со всеми странами, известными в древности под именем Египта, Нубии и Абиссинии, после чего вновь выглянула на свет Божий и была восстановлена со всей роскошью в новой мировой столице, сделавшейся центром новой цивилизации, затмившей собой блеск древних Фив и Мемфиса, и наконец теперь снова лежала в виде бесконечных развалин среди безжизненной и молчаливой пустыни. Это был единственный памятник первых веков человеческой истории, переживший ее всю, чему он был обязан своей геометрической форме.

— Отдохнем, — сказала Ева, — останемся здесь. Так как мы приговорены к неминуемой смерти, — да впрочем разве не все и не всегда были приговорены к ней? — то мне хотелось бы умереть именно здесь в твоих объятиях.

Они отыскали выбоину в развалинах и сели здесь рядом друг с другом, смотря на необъятную пустыню, расстилавшуюся перед их глазами. Молодая женщина, дрожа от лихорадки, обнимала мужа, напрягая всю свою волю в борьбе с пронизывавшим ее холодом. Омегар прижал ее к груди, стараясь согреть горячими поцелуями.

— Я люблю тебя, мой милый, но я умираю. Впрочем, нет, ведь мы не умрем! Видишь ли ты звезду, что зовет нас к себе?

В это мгновение они услышали позади себя какой-то шорох, исходивший из гробницы Хеопса и напоминавший собой шум листьев, колеблемых ветром. Невольно вздрогнув, оба они тотчас же обернулись в ту сторону, откуда исходил шум. Какая-то беловатая тень, светящаяся как будто сама собой, так как ночь была совершенно темная и не озарялась даже светом луны, скорее, скользя, чем идя по земле, приближалась к ним. Наконец она остановилась перед их изумленными глазами.

Не бойтесь, проговорило им привидение; я готов принять вас к себе. Не бойтесь, вы не умрете. Никто еще никогда не умирал. Всякое время растворяется в вечности, а вечность остается неизменно всегда. Я был некогда Хеопсом, царем египетским, и царствовал здесь в первые века земного мира. С тех пор я искупал свои преступления во многих других существованиях в рабском виде, и когда душа моя удостоилась бессмертия, я последовательно обитал на Нептуне, на Ганимеде, на Рее, на Титане, на Сатурне, на Марсе и в других мирах, неизвестных вам. В настоящее время моим местожительством служит планета Юпитер. Во времена величия и славы земного человечества этот шар был еще необитаем для мыслящих существ и проходил через подготовительные ступени развития. В настоящее время этот беспредельный мир становится наследником всего умственного и нравственного богатства, накопленного на Земле. Миры следуют одни за другими и во времени так же, как и в пространстве, постепенно наследуя друг друга. Все вечно, все растворяется и исчезает в Божественном. Доверьтесь мне, идите ко мне!

И не успел еще древний фараон произнести последнего слова, как они почувствовали, что будто какая-то невыразимо приятная теплота разливается по всему их существу, как будто какое-то наитие овладевает их душой, подобно тому, как это случается иногда с нашим слухом, когда он внезапно бывает совершенно очарован звуками какой-нибудь дивной мелодии. По всем их жилам как будто разлилось ощущение безмятежного и невыразимого счастья. Никогда еще никакое сновидение, никакой экстаз не доставляли людям подобного блаженства.

Ева еще раз сжала Омегара своими ослабевающими руками. «Люблю тебя!» — повторила она несколько раз почти одним только дыханием, а не голосом. Он прикоснулся губами к ее уже хладеющему рту и услышал, что ее дрожащие губы еще прошептали: «Ах, как я его любила!»…

Привидение приближалось к ним

Величественная звезда, царственный Юпитер, ярко сияла на небе. Ева открыла глаза, неподвижно остановила взгляд на этой громадной планете и как будто потонула в ее свете, точно очарованная представившимся ей видением. И тотчас лицо ее озарилось лучами невыразимого экстаза блаженства. Очень часто в то мгновение, когда человек испускает последний вздох, на лице его появляется выражение неизъяснимого спокойствия, как будто освободившись от своих страданий, он заснул и видит восхитительный сон. Точно так же, но еще более лучезарно, преобразилось лицо Евы. Ей хотелось говорить. Она протянула руки по направлению к величественной из планет. Оживленная новой неведомой силой, воскресшая в своем неизъяснимом экстазе, она с истинным восторгом проговорила:

— Да, это верно. Вот где Истина! Омегар со мной. Мы продолжаем жить, мы чувствуем, мы видим. Блаженство заключается в жизни… в вечной жизни.

Увлекаемая как будто какою-то сверхъестественной силой, она приподнялась, точно хотела улететь в беспредельную даль небес; но повернувшись вокруг себя, упала на руки Омегара, бросившегося поддержать ее. Вместе с последним словом она испустила дух.