горы, не имея запаса провианта — ибо его и не было, они тем не менее были счастливы. Ещё никогда цель многодневного пути не казалось такой близкой. Над ними нависали стены ущелий — но на высотах, с карабинами наизготовку, стояли друзья. Дорога была крутой и каменистой, в сапогах кипела вода, из ущелий веяло холодом, но по пути пылали костры, у которых можно было согреться. Снежные шапки гор дышали морозом, из-под снега пробивались первые цветы, свежий ветерок обнимал разгорячённые, загорелые лица.

Последним через Авоку по мосткам перебрался отряд караульной службы. Гурук, стоя на этом берегу, перерубил тесаком верёвки, вспрыгнул на мостки и его, по вскипающей бурунами воде подтянули к противоположному берегу.

На равнине, с той стороны перевала их ждали.

Келлангийцы, упоминая об отряде Мако, не знали — не ведали одной весомой детали. Да, полк генерала Мако действительно стоял за перевалом, да, пушки маковцев были развёрнуты в сторону Волчьей Пасти; да, здесь был и сам престарелый тагркосский генерал Мако, да только сидел он под арестом.

Заранее засланные в полк разведчики Даурадеса времени зря не теряли и, хотя к моменту появления передовых отрядов корпуса пушки всё торчали на позициях, открывать огонь по драгунам артиллеристы не спешили.

Отряд за отрядом выходил из ущелья на равнину. Два войска встали друг против друга, ожидая, кто первым начнёт переговоры. Наконец, из строя солдат полка Мако возник молодой кавалерист. Пришпорив коня, он лихо подлетел к строю драгун и воскликнул задиристо:

— А кто здесь, ребята, будет Даурадес?

Ему объяснили, что полковник пока в дороге. Молодой офицер присвистнул и сказал, что его солдаты не загасят фитилей до тех пор, пока на переговоры не прибудет сам полковник. Вчера до солдат полка Мако дошёл слух, что сам Даурадес убит, драгунский полк частью расформирован, частью направляется в Дангар для подавления "недовольных".

Узнав, в чём дело, Даурадес, не мешкая, отправился к позициям маковцев. Из офицеров полка его сопровождали Дарамац, Карраден и Гриос.

Бывшему чаттарскому табунщику явно шла боевая форма драгун. Правда, темносиней куртки подходящего размера, как и предполагали, в обозе не нашлось, но Карраден одолжил свою, правда — чёрную, сидевшую на чаттарце почти в обтяжку, как перчатка. Верхом на Варрачуке, поблескивая воронеными пластинами, громадный как гора, он высился среди группы командиров.

Они не успели добраться до передовых позиций маковцев, как в их сторону направились несколько кавалеристов. После обычного приветствия капитан Вьерд, новый командир полка Мако внимательно оглядел каждого из четверых.

— Я буду говорить только с Даурадесом, — заявил он.

— Так ведь я и есть полковник Даурадес, — сказал Маркон.

— Ха! Думаешь, нацепил полковничьи знаки, так я тебя приму за Даурадеса? — с иронией откликнулся его собеседник. — Разве ты похож на него?

— Так кто же из нас, по-вашему, настоящий полковник? — поинтересовался Карраден.

Взгляд кавалериста остановился вначале на нём, потом испытующе перешёл на Гриоса. И чаттарец, с высоты своего роста, мрачно, как грозовая туча, смотрел на него сверху вниз.

— Вот Даурадес! — не колеблясь ни минуты, восхищенно сказал Вьерд. — Точьвточь такой, как о нем рассказывают!

Глава 8. Сумерки

За порогом — не бойся,

По дороге — не трусь,

На пути домой — не теряй осторожности…

Пословица

1

Жители Коугчара хорошо знали этот дом. Двухэтажный, грузный, будто налитой свинцом, влитый в улицу, кажется — навсегда, навечно, он возвышался над улицей, как бы желая утвердить незыблемую невидимую власть над судьбами и душами всего сущего. Говорили, что когда-то на его месте был фруктовый сад, и часть деревьев пришлось вырубить, чтобы дать опору могучим стенам. Его мощный торс окружала высокая ограда; остроконечная крыша завершалась длинным шпилем и флюгером в виде скорпиона, который корчился на острие. Клешни скорпиона украшала хорошо различимая снизу замысловатая надпись, квадраты букв которой гласили по-тагрски: "Трабт ансалгт!", что означало: "Верен будь себе и — никому другому!", и было старинным девизом рода Даурадесов.

С этой фамилией в Коугчаре связывалось многое. Это была род хотя и небогатый и немногочисленный, но всеми уважаемый. Выходя в отставку после службы в армии, Даурадесы традиционно занимались делами города. Дед Тинча погиб на поединке, защищая честь жены. Будущий строитель дома, Маркон Даурадес, в пятнадцать лет лишившись, таким образом, отца, бросил на карту мира горошину, которая закатилась куда-то в ЧатТар. По дороге ему случилось прибиться к колонне солдат и с ними прошагать первые дороги войны. Досужие языки передавали из уст в уста историю о том, что где-то в Ихисе, помогая одному из друзей похитить из обители святого Икавуша невесту, он сам нечаянно влюбился в нее. Она ответила взаимностью и — другу, как человеку старшему годами и, следовательно, лучше понимающему, что к чему, не оставалось ничего другого, как, скрепя сердце, утешиться с вдовой придворного барабанщика. И тот, и другой обзавелись детьми и жили в разных частях города, никогда не общаясь между собой.

Тинч привык к дому-крепости и отцу — старшине цеха каменщиков, и ему претила мысль о том, что отец может вновь уйти из дома и отправиться в действующую армию. Даурадеса ждала вакансия в драгунском полку — покойный Варадос обожал офицеров старой закалки. И однажды рано утром, когда Тинч ещё спал, отец оставил на столе записку, деньги и, торопливо собравшись, ушёл на войну.

Дом Даурадесов в их отсутствие охраняли элтэннцы. Однако, элтэннцев вышвырнули вон келлангийские солдаты, и поселились в крепости сами. Полеживая на бостати — невысоком каменном балкончике, один из них любил шутя постреливать из револьвера под ноги случайным прохожим. Другой, с полковничьими нашивками, оправлялся с крыльца. Третий… впрочем, что там говорить.

— Ну что, сосунок, узнал, как гундосых лечат?

Высокий белобрысый офицер улыбался и довольно потирал кулак.

— Капитан Деннес! — окликнули его. — Куда вести арестованного?

Совсем недалеко от Тинча провели человека, чье лицо показалось ему странно и давно знакомым. Он был одет как тагркоссец, хотя и — Тинч обратил внимание, — пару раз перемолвился со своими конвоирами по-келлангийски. На вид ему можно было дать лет двадцать — двадцать пять. Свежий шрам на виске, который не могли скрыть перепачканные засохшей грязью светлые волнистые волосы. Округлые карие глаза… Удивительно знакомая улыбка — углы рта при этом опускались книзу. Где-то и когда-то он встречал такую…

Арестованного ввели в дом Даурадеса. На допрос? Или генерал Хорбен держит заключенных в подвале захваченного им жилища…

Действительно, быть может был прав бедняга Пиро?

Тинч поднялся