Он поднимает глаза:

– Мы все причиняем друг другу боль. Цзюнь Бэй защищала всех нас и чаще других отправлялась на тесты к Лаклану, но иногда все же срывалась. Она никогда не причиняла боль мне, но была слишком жестока с Анной, и пару раз я видел, как она набрасывалась на Коула.

У меня перехватывает дыхание от мысли, что она причиняла боль Коулу. Леобен тянется и берет меня за руку, а затем переворачивает ладонью вверх. Порезы в виде полумесяцев от ногтей уже зажили, но после них остались бледно-розовые линии и засохшая кровь.

– Знаю, ты переживаешь из-за того, что можешь стать такой, как она, – говорит он. – Но она бы так не сделала. Ты делаешь больно себе, когда теряешь контроль. Я заметил. Цзюнь Бэй тоже использовала для этого боль, но всегда обращала ее против кого-то другого.

Он сжимает мою ладонь и накрывает ее второй рукой.

– Я не виню тебя за то, что ты пытаешься это скрыть. Наверное, мне тоже хотелось быть кем-то другим. И, может, именно поэтому я так тяжело все это переживаю. Мне следовало бы попытаться облегчить тебе задачу, а не усложнять.

Он убирает руки, и меня тут же охватывает тоска по теплу его прикосновений.

– Означает ли это, что ты начнешь называть меня Кэт? – спрашиваю я.

Он ухмыляется:

– Не-а, черт возьми.

Я закатываю глаза и отхожу от стола с футболками.

– Кажется, я все-таки проголодалась.

– Еда должна быть дальше по коридору. Слева. Попробуй ризотто.

Я подхожу к двери и останавливаюсь:

– Спасибо, Ли.

Он подмигивает мне и принимается рыться в еще одной стопке футболок.

– Всегда пожалуйста, кальмар.

Я иду по коридору мимо двойных дверей, за которыми оказывается помещение, похожее на огромную кухню. На пути встречаются кладовки с оружием, спасательным снаряжением и даже с пузырьками нанолекарств. Заглянув в приоткрытую дверь, я вижу тускло освещенную коморку с каким-то техническим оборудованием – кучи планшетов, экранов и скрученных кабелей.

Я захожу внутрь. Здесь может быть генкит. Теперь, когда мой модуль беспроводной связи работает в полную силу, я могу использовать более компактный и изящный, чем был у меня, компьютер, но на полках нет ничего подобного. Я протягиваю руку и щелкаю выключателем, тут же загораются встроенные в стену экраны.

Это видео с камер наблюдения. На одном экране по очереди переключаются изображения с верхних этажей здания. На другом видно «Комокс» и простирающуюся за ним пустыню. На третьем – подвал, на четвертом – джип. А рядом с ним стоят и разговаривают Коул с Анной. Мой звуковой модуль подключается к аудиоканалу, и через несколько мгновений потрескиваний я тоже слышу их.

– Ей тяжело, – говорит Коул. – Слишком со многим приходится разбираться.

Я замираю, уставившись на них. Они, скорее всего, обсуждают меня. И я бы никак не могла их услышать… да и никто другой. Мне не стоит подслушивать. Я отступаю назад, но тут Анна запрокидывает голову и издает громкий стон. Я останавливаюсь.

– Ты что, пытаешься разжалобить меня? – спрашивает она. – Господи, Коул, ты неисправим, когда дело касается ее.

– Я в порядке, – говорит он. – И в здравом уме.

– Лучше бы так и было, солдат. Многое поставлено на карту.

– Знаю, – тихо отвечает Коул. – Поверь мне, я ничего не забыл. И контролирую ее.

Я смотрю на экран, и меня охватывает паника. Анна забирается в джип, а Коул отправляется сюда. Я спотыкаюсь и ударяюсь о полки, пластиковая коробка с грохотом падает на пол, и по бетону разлетаются модули памяти.

– Черт, черт, – шепчу я и выключаю свет, чтобы вырубить экраны.

Оставив все как есть, я выхожу из каморки и закрываю за собой дверь. Сердце колотится о ребра, а по коже расползается обжигающе ледяной ужас.

«Я ничего не забыл. И контролирую ее», – слова, словно нож, вонзаются в меня. Я не успеваю зажать рот рукой, и с губ срывается крик. Закрыв глаза, я пытаюсь все обдумать. Должно быть какое-то объяснение. Коул не лжет. Он переживает, что мы поедем в город. И беспокоится из-за Лаклана. Он обученный телохранитель и понимает, что мы сломя голову бежим, что очень сильно напоминает ловушку. Мато говорит, что у него есть план. Но Лаклан всегда был на два шага впереди.

Только ничего из этого не объясняет, почему Коул и Анна так обо мне говорили.

– Эй, кальмар!

Я поворачиваюсь, и паника вновь захлестывает меня. Леобен идет ко мне с футболками и коробкой бумажных полотенец в руках.

– Нашла еду?

Я продолжаю ошеломленно смотреть на него, и вопрос повисает в воздухе.

– Я… я не голодна, – заикаясь, выдавливаю я.

– Ты в порядке? – Он упирает коробку в бедро и всматривается в мое лицо, а затем поднимает глаза: – Эй, Коул!

Я оборачиваюсь, и сердце начинает колотиться. Коул спускается в коридор, его кожа покраснела от солнца, а левое плечо закрывает повязка. На его лице нет и намека на вину или нервозность – никаких признаков, что он только что обсуждал меня с Анной. И при виде меня его взгляд становится мягче.

– Похоже, вы очень старательно искали припасы, – говорит он, разглядывая футболку и коробку с бумажными полотенцами, которые держал Леобен. – Мы разгрузили джип. И убрали заднее сиденье, чтобы вы могли начать складывать туда вещи.

Я сглатываю и вонзаю ногти в ладонь правой руки, отчаянно пытаясь взять себя в руки. Коул выглядит так же, как и всегда, но на записи, которую я видела минуту назад, он казался напряженным и холодным. Там определенно что-то происходило, но, даже когда боль расцветает в моей руке и расползается по телу, помогая успокоиться, я не могу подобрать слов, чтобы спросить его об этом.

Не могу придумать, что сказать. Впервые с тех пор, как Коул появился в хижине, я смотрю на него так, как все остальные – не как на друга или родственную душу. А как на оружие «Картакса». Его лей-линии внезапно превращаются в темные стрелы, пронзающие кожу. Он, наверное, считает мой пульс. И, вероятно, догадывается, что я схожу с ума. Он тайный агент, но почему-то я позволила себе забыть об этом. Его глаза сужаются, когда он смотрит на меня, и меня захлестывает волна страха.

Должна ли я его бояться?

Еще вчера этот вопрос показался бы мне смешным, но внезапно я ощущаю угрозу, которую он представляет. Его силу. Его военную подготовку. Смертельную грацию в движениях. Его лоб морщится, а в глазах мелькает подозрение, когда он переводит взгляд с меня на Леобена и обратно. Я знаю, что должна солгать. Он не должен узнать, что я подслушала их разговор. О чем бы они ни говорили, я не готова оправдываться перед ним, если до этого дойдет.

– Я в порядке, – говорю я. – Искала еду.