В этом-то и была проблема.

Вика все более убеждалась в страшной мысли, что Титову требуется убивать. И что рыжеволосую официантку он задушил не столько для того, чтобы преподать ей, его строптивой невольной подруге, урок, а для того, чтобы принести жертву обуявшим его демонам.

Теперь же Титов, чувствуя свою власть над Викой, как, впрочем, и над всеми прочими людьми, мог в любой момент отдать приказание:

— Не дуйся, Вичка. Иначе мне придется зарубить топором вон ту бабку в зеленом платке, что семечками у остановки торгует.

Или:

— Почему снова такая мрачная? Улыбайся! Иначе я украду вон ту девчонку в красном пальтишке и сделаю из нее мумию!

Или:

— Что, мой анекдот в самом деле такой паршивый? Наверное, ты права. Но мне все равно будет ужасно приятно, если ты рассмеешься и похвалишь мое тонкое чувство юмора. Иначе вон тот дядька в очках и с портфелем лишится своей лысой башки!

Вика покорно выполняла требования Титова. Переставала дуться. Улыбалась. Натужно смеялась, выслушав его несмешные анекдоты.

А что ей еще оставалось делать?

Демон с арктически-ледяными глазами завладел ее жизнью полностью. И, что самое ужасное, никто об этом не догадывался, считая их «такой красивой и гармоничной парой». Вике хотелось выть, в очередной раз услышав от кого-то подобный комментарий.

Передышка наступила, когда Титов сразу после Восьмого марта, видимо, зря доверившись обманчивому теплу и гуляя без шапки по сильному ветру вместе с Викой, серьезно заболел, будучи сваленным ангиной. Его даже увезли в больницу, а Вика, не веря своему счастью, надеялась на то, что…

Что он не выживет.

Мама же, кудахча словно курица, тотчас снарядила целую корзину провизии и долбила дочку советами:

— Тебе надо навестить Витю. Он будет так рад!

Вика, ссылаясь на то, что не имеет права накануне экзаменов тоже угодить в больницу, во второй раз за последние недели отнекивалась. Хорошо, что отец принял ее сторону и она прожила несколько упоительных дней без общества Титова.

Ее навестил Виталик, который, пользуясь тем, что Титов не мог контролировать их перемещения, доложил:

— Лежит в шестой городской, у меня там хороший приятель, милый такой парнишка, санитаром работает.

Вика не стала уточнять, до какой именно степени хороший приятель Виталика работал там санитаром.

— Он живучий, гад. Выкарабкивается, всех медсестер уже очаровал. «Витенька, Витюша…» Никак не понимаю, что они в этом бледном дрыще со взором горящим только нашли? Я даже думал всерьез над тем, чтобы проскользнуть туда и быстро всадить ему инъекцию хлористого кальция — фибрилляция сердечных желудочков, так что в считаные секунды окочурится!

Вика схватила Виталика за запястье.

— Никаких убийств, слышишь? Иначе мы тогда ничем от него отличаться не будем…

— Ты не права, Викуша. Бешеного койота надо застрелить — вылечить его невозможно.

Вика возразила:

— Ну да, а следствие? Кто под суд пойдет за смерть пациента? Кто-то из твоих коллег-врачей или медсестер?

— Ну, можно попытаться устроить, чтобы его смерть признали естественной. В областной один патологоанатом работает, такой продажный, что можно попробовать, правда, дерет за чистые свидетельства о смерти много, и все в валюте.

Вика повысила голос:

— Никаких продажных патологоанатомов! Во-первых, денег на него нет. Во-вторых, никто не гарантирует, что патологоанатом не будет потом из тебя деньги за молчание тянуть. В-третьих, ты все равно совершишь убийство и даже попытаешься его утаить.

Виталик развел руками:

— Бешеный койот, попомни мои слова…

Вика сама понимала, что они не имеют права бездарно терять время и ту уникальную возможность, которую предоставила им судьба.

— Ладно, — произнес примирительным тоном Виталик, — так и быть, расколюсь. Я ведь, надо признаться, сложа руки все это время не сидел. И кое-что узнал.

— Ты же поставил всех нас в смертельную опасность! — воскликнула Вика. — И не только нас, но и вообще всех жителей города! Ты разве забыл, что он сделал с этой несчастной официанткой?

После совершенного Титовым убийства Вика выкроила возможность позвонить Виталику, рассказать о случившемся и предупредить его в двух словах, чтобы не делал глупостей. Титов об этом, кажется, не пронюхал.

Помрачнев, Виталик ответил:

— Прекрасно помню. И когда ты мне позвонила, понял, что мы не имеем права бездействовать. Потому что одно дело подвергать опасности себя и даже своих близких, а другое — любого и каждого. И ничего не предпринимать. Опять же, подумай о бешеном койоте. Любой, у кого есть ружье, обязан его пристрелить. А у кого нет, обязан найти ружье и опять же пристрелить его. Ты понимаешь, о чем я?

Вика покачала головой:

— Ты что, всерьез предлагаешь пристрелить Виктора? Но это подсудное дело! Да я и стрелять не умею. А ты?

Виталик простонал, взлохмачивая свою блондинистую шевелюру.

— Викушенька, дорогая, это же метафора! Я это к тому, что мы должны защитить не только себя, но и всех остальных от Титова. Вопрос в том — как. Убить его — дело сложное, хотя, быть может, даже очень и простое, если взять пример с самого Титова, однако, как ты правильно заметила, — подсудное. Потому как мы рискуем, ибо советский суд, самый гуманный суд в мире, может и не поверить, что мы заботились о благе нашего города и уничтожили зловещего маньяка, который виноват в смерти множества невинных жертв. Ибо доказательств не то что прямых, но даже и косвенных нет…

— Наш с ним договор? — спросила Вика.

— Это несерьезно, — вздохнул Виталик. — Безобидная писанина влюбленных дуралеев.

— Прокушенная рыжеволосой официанткой рука? — не сдавалась Вика.

— Уже теплее. Однако рана-то у него заросла. Если бы судмедэксперты исследовали ее сразу, то с большой долей вероятности установили, что его в самом деле укусила жертва удушения непосредственно до смерти. И по крайней мере обвинение в одном убийстве ему было бы обеспечено. А там, глядишь, и другие можно было бы размотать. Но рана, повторяю, зажила, и уже ничего не доказать.

Вика с огромной досадой подумала, что самолично дезинфицировала и перебинтовывала эту рану, являвшуюся, по сути, доказательством причастности Титова к убийству.

Виталик подмигнул приунывшей девушке и провозгласил:

— Но если мы не можем расследовать преступления, совершенные Титовым недавно, надо обратиться к тем, которые он совершил давно. А то, что совершал, это очевидно — я специально читал про маньяков, таковыми не в семнадцать лет становятся, их девиантное поведение уже в раннем детстве проявляется. Птички, котята, кутята…