— Это ужасно! — закричала Вика.

— Ну да, выпотрошенный кутенок — ужасно, а задушенная студентка-официантка, стало быть, нет, что ли? — резонно заметил Виталик. — Но я не хочу смаковать эту гадость. Это я к тому, что если сейчас Титов более-менее профессионально заметает следы, хотя и это не всегда, то раньше он наверняка допускал гораздо больше ошибок и оставил улики, которые позволят изобличить его причастность к прежним делишкам, пусть не столь кровавым, но наверняка малоаппетитным, без особого труда!

Понимая, что молодой человек прав, Вика спросила:

— И что это значит?

На что Виталик победоносно ответил:

— Это значит, что нам нужен кто-то, кто хорошо знал Титова, когда он был ребенком и жил в соседней области. И только начинал свою, к сожалению, вполне успешную карьеру маньяка-психопата.

— Но где же найти такого человека? — вздохнула Вика. — Родителей он своих сам ликвидировал, родственников у него, как я поняла, нет, даже дальних…

Виталик, усмехнувшись, заметил:

— Ну, кажется, ты, Викушенька, как и наш драгоценный шизоид, недооцениваешь смекалку докторишки-извращенца. Дело в том, милая моя девочка, что искать этого человека нам не надо! Я уже его нашел!

Коронного «свидетеля обвинения» звали Роберт Иванович, он был пожилым, но еще достаточно крепким мужчиной с седым чубом и пушистыми усами. Роберт Иванович, теперь пенсионер, больше сорока лет отработал в соседней области врачом-психиатром — и около десяти лет назад был лечащим врачом юного Виктора Титова. Вике эскулап сразу же понравился, он располагал к себе степенностью, несколько церемонными манерами, а также открытым взором лучистых темно-синих глаз.

— Мы ведь должны были познакомиться с вами намного раньше, милая барышня, — произнес Роберт Иванович. — Однако не вышло. Витюша опередил нас.

Вику передернуло от этого сюсюкающего имечка: Витюша.

— Ведь ко мне какое-то время назад обращался молодой человек, некий Игорь Ломакин…

Вика вздрогнула, чувствуя, что на глаза при упоминании имени любимого навернулись слезы.

— Он наводил справки о Витюше Титове, практически в открытую обращаясь к некоторым психиатрам нашего города. Увы, я бы мог просветить его тогда, и, быть может, это помогло бы ему остаться в живых, ведь этот юноша, насколько я знаю, умер, став еще одной жертвой Витюши, однако я был в отъезде.

Он вздохнул, погладив свои усы, а Вика, стараясь сдержаться и не заплакать, ущипнула себя под столом за ляжку.

Помогло. Боль немного отрезвила.

— Я понимаю, что существует медицинская тайна, — произнес Роберт Иванович, когда они втроем устроили конспиративную встречу в столовой больницы, где подрабатывал Виталик. Титов в данный момент, и Вика знала это точно, был на медицинском осмотре в военкомате, поэтому не мог отследить, что они встречаются за его спиной и с кем они встречаются.

— Но существует еще и клятва Гиппократа! — продолжил он, пододвигая к себе тарелку с жирным наваристым борщом. — И она гласит, что врач не может навредить своему пациенту. Однако что делать, если пациент сам вредит прочим людям? Причем постоянно, в огромном количестве и в самых, надо сказать, извращенных формах…

Вика и Виталик переглянулись, а Роберт Иванович зачерпнул борщ алюминиевой ложкой и продолжил:

— По поводу этого мальчика у меня сразу возникло неприятное чувство. А я привык доверять своей интуиции больше, чем всем заумным медицинским учебникам. Не вдаваясь во все перипетии тогдашней коллизии, скажу: я сразу понял, что он великий манипулятор и обманщик. И, что ужаснее всего, смертельно опасен!

Вика и Виталик снова переглянулись, а Роберт Иванович некоторое время молчал, поглощая борщ.

— Надо сказать, что хотя я потерял Витюшу из виду, но все эти годы думал о нем. О том, что с ним стало. И от коллег узнал, что он находится на попечении одного из них, время от времени наезжая со своего нового места жительства. Я не сомневался, что Витюша если и изменился, то исключительно в худшую сторону. Вы ведь в курсе, что свое первое убийство он совершил в возрасте пяти лет?

Вика, как раз отпивавшая из стакана компот, поперхнулась.

— Но я думала, что его родители… — начала она.

Роберт Иванович покачал головой и, расправившись с борщом, приступил к тефтелям с картофельным пюре.

— Вы считали, что его первыми жертвами стали собственные родители? Да, когда я прочитал в нашей прессе о кошмарном пожаре в соседней области, унесшем жизнь стольких человек, то задумался, навел справки — и совсем, надо признаться, не удивился, узнав, что жертвами стали родители Витюши. Конечно же, он. Он их убил, хотя доказательств этому никаких нет. Точнее, вероятно, его можно было прижать к ногтю и отыскать улики его причастности, но это надо было делать сразу. Теперь он от всего избавился, и с юридической точки зрения он чист.

Виталик, моргнув, произнес:

— Гм, мне тут пришла в голову странная и, я бы даже сказал, страшная мысль, однако продолжайте, прошу вас.

Психиатра на пенсии даже просить не требовалось — он с готовностью добавил:

— Его родители тогда ведь ко мне и обратились, потому что… Потому что их сын стал выказывать кое-какие отклонения. Даже не то чтобы отклонения, просто… Просто они беспокоились о том, что другие дети сторонятся их Витюши. И что соседи наводят на него напраслину, обвиняя в каких-то невероятных вещах наподобие повешенных котят, забитых булыжником щенят и обезглавленных цыплят.

Вика в ужасе уставилась на куриную ножку, лежавшую на тарелке перед Виталиком, и тот, видимо, испытывая сходные чувства, отложил вилку в сторону.

А Роберту Ивановичу все было нипочем, он с аппетитом ел и продолжал:

— И даже в этом отношении Витюша был экстраординарным мальчиком. Потому что маньяки, об этом можно почитать в специализированной литературе или даже в научно-популярных книгах, кои теперь наводнили прилавки, начинают со щенят и курят, а потом, обычно во время полового созревания и периода взросления, переходят на людей. Но Витюша поступил иначе: он начал свою, с позволения сказать, карьеру с убийства человека и только потом перешел на щенят и цыплят, впрочем, быстро вернувшись опять к людям…

Сглотнув, Вика нервно спросила:

— Вы это случайно узнали?

Роберт Иванович, приступив к клубничному муссу на десерт, ответил:

— О, это он мне сам поведал! Ведь каждому художнику требуется признание, а Витюша считает себя подлинным гением. И также жаждет признания. Только сфера его деятельности такова, что огласка может иметь для него крайне плачевные последствия. Посему ему и требуется некто, кого он может возвести в ранг идеала, одновременно взяв в заложники. Или, милая барышня, в вашем случае в ранг заложницы. Иногда это учитель, своего рода ментор, но такового у Витюши нет, поэтому он отыскал себе жертву. И, конечно, не сразу, но со временем планирует ввести вас в курс дела, поведать обо всех своих «подвигах» — и получить столь необходимую ему порцию восхищения и любви!