распорядка дня, которого они требовали. Этот распорядок никак не способствовал совместным ночам с супругом. Людовик отходил ко сну в 11 часов вечера, а на заре его будил хрестоматийным петушиным криком лакей, мастерски подражавший пению этой птицы. Мария-Антуанетта отправлялась либо в театр, либо на бал и возвращалась оттуда на рассвете, после чего сладко почивала чуть ли не до полудня. Она очень любила театр, к тому же ей чрезвычайно нравилось, когда ее бурно приветствовали как зрители, так и актеры. Но больше всего ее влекли к себе балы-маскарады в Парижской опере. Разумеется, ряженые развлечения устраивали и в Версале, но что толку было участвовать в них, если королеву моментально узнавали по высокомерной манере держаться и ее знаменитой скользящей походке.

Балы в Опере устраивались для людей обеспеченных, их посещали принцы, дворяне, сливки богатой буржуазии, авантюрно настроенные молодые люди и иностранцы. Туда приходили поразвлечься, никому и в голову не приходило встретить там королеву. Мария-Антуанетта надевала домино и закрывала лицо маской. Ей нравилось быть там инкогнито, болтать с молодыми людьми, танцевать со своими сопровождающими. Иногда это был граф Прованский с женой, чаще всего невестку сопровождал граф д’Артуа, славившийся своим разгульным поведением. Любовь к маскарадам разгневала брата Марии-Антуанетты, императора Иосифа II, который придерживался мнения, что «из всех развлечение маскарад безусловно, суть самое неприличное…..все люди, любящие тебя и хорошо о тебе думающие, больше всего возмущаются: король все ночи остается в Версале один, а ты развлекаешься в обществе парижской сволочи!».

Постепенно слухи о посещении Марией-Антуанеттой маскарадов расползлись среди парижан, и некоторые особы набрались достаточно наглости, чтобы высказать свое мнение королеве о ее поведении прямо ей в лицо. Так, актер Дюгазон в костюме Арлекина не постеснялся заявить ей:

— Эй, Антуанетта, что вы здесь делаете? Не пристало ли вам почивать?

В марте 1778 года какая-то потаскушка во время маскарада дерзко спросила у нее:

— Скажи-ка, Антуанетта! Говорят, тебе пристало сбегать от мужа, который сейчас храпит один в своей супружеской постели?

Королева стала замечать, что восторги парижан по отношению к ней сильно поубавились, и временами стала проявляться явная враждебность.

Граф д’Артуа также приохотил невестку к конским бегам. Это не было чем-то новым, но охватившая высшее французское общество англомания дала новый толчок интересу к этому виду развлечения. Бега устраивались в долине Саблон[37] близ Булонского леса, а осенью — в Фонтенбло. Граф д’Артуа был заядлым любителем скачек, ибо там демонстрировали свои достоинства его несравненные скакуны, которых холили и лелеяли исключительно английские конюхи, грумы и жокеи. Чтобы приглашенные им туда приятели не скучали, по указу графа было построено нечто вроде деревянной трибуны, где подавали еду и напитки. Обстановка располагала к вольному обращению, и, хотя королевские братья и родственники приезжали туда с женами, парижская публика, глядя на этот бесплатный спектакль, отпускала по поводу знати самые нелицеприятные замечания. Посол де Мерси считал, что весьма пестрая публика, посещавшая эти бега, не способствовала росту ни престижа монархии, ни самой королевы. Недаром граф д’Артуа завел дурную привычку заявлять во всеуслышание:

— Во Франции есть только один король: королева!

Но графу д’Артуа мало было спортивных развлечений, 365 пар туфель, украшенных драгоценными пряжками, и парадного костюма, бриллианты на котором стоили 2 млн ливров. Став отцом сына и дочери, он решил обустроить свою интимную жизнь вне супружеской спальни в обстановке утонченного вкуса и изящества. Заниматься любовью в малохудожественных условиях съемных квартир французских куртизанок было ниже его достоинства, и граф д’Артуа решил построить себе гнездышко, которое стало бы истинным храмом любви. 21 сентября 1777 года он приобрел небольшой запущенный особняк в Булонском лесу, расположенный на значительном участке с совершенно одичавшей растительностью.

Сей небольшой замок под названием Багатель[38] некогда принадлежал королю, в начале ХVIII века был пожалован маршалу д’Эстре и переходил из рук в руки, служа в качестве убежища для любовных утех. Строение случайно попалось на глаза графу д’Артуа, привело его в восторг своим скрытым потенциалом и было тотчас же приобретено в собственность. Он немедленно похвастался покупкой перед невесткой, но на Марию-Антуанетту затрапезное состояние особняка не произвело ни малейшего впечатления. Тогда граф д’Артуа предложил ей пари, согласно условиям которого обязался привести строение в порядок за три месяца. Легенда утверждает, что лукавый граф поставил еще одно условие: если у королевы в случае проигрыша не будет поставленных на кон 100 тысяч ливров, он согласен получить эту сумму так сказать, натурой. Мария-Антуанетта будто бы сочла это условие шуткой и согласилась.

На площадку согнали 900 рабочих, которые трудились не покладая рук круглые сутки, а для руководства был привлечен известный архитектор Франсуа-Жозеф Беланже. Естественно, требовалось большое количество строительных материалов, но времени заказывать их у подрядчиков и ждать изготовления и доставки не было. Граф отдал приказ заворачивать все телеги, груженные деревом, камнем, известью и гипсом, на его строительную площадку. Возведение здания обошлось ему почти в миллион ливров, которые он самым бесстыдным образом впоследствии вытянул у брата-короля. Но принц выиграл пари: 26 ноября 1777 года строение было готово.

Помимо сооружения самого двухэтажного особняка были произведены значительные работы по украшению территории: там были разбросаны гроты, беседки, колонны, китайская пагода, несколько позднее появилось множество статуй. На создание интерьера и меблировку от братьев Жакоб и прочих знаменитостей ушло еще два года, причем все убранство было пронизано сильными эротическими мотивами. Примечательно, что фасад, выходящий в парк, был украшен беломраморными статуями сфинксов. Следует упомянуть пикантную деталь: моделью для лица и груди сих скульптур послужила любовница графа, известная своей красотой парижская куртизанка Розали Дюте.

Некоторые современники заходили настолько далеко, что уверяли, будто Мария-Антуанетта все-таки расплатилась с графом д’Артуа за проигранное пари натурой и ее старшая дочь на самом деле была зачата от этого неутомимого гуляки. Кое-какие историки до сих пор уверяют, что задокументированные даты совместных ночей Людовика ХVI и его супруги даже с большими натяжками не имеют ничего общего с биологическими сроками женской беременности. Масла в огонь подлило вызывающее поведение графа Прованского на крестинах принцессы 12 июня 1779 года. Брат короля, представлявший официального крестного отца, короля Испании Карла