Необдуманный поступок. Вот как Белль назвала бы такое поведение.

«Ой, – хихикнул внутренний голос. – А приходить в заколдованный замок и предлагать себя вместо отца – это о-о-очень обдуманно. Разве ты подумала о последствиях, поступая подобным образом?»

Белль помахала в воздухе рукой, как будто это помогло бы прогнать неприятную мысль.

– Твоя мать? – повторило Чудовище, очевидно, не в силах прийти в себя от изумления.

Потом завозилось в кресле, точно непоседливая собака, и спросило с надеждой:

– Ты тоже волшебница? Можешь освободить меня от этого уродливого тела?

– Я не волшебница, – мягко сказала Белль. Чудовище огорченно поникло, и девушка с изумлением поняла, что ей очень его жалко. – До сего дня я вообще не верила в существование волшебства, проклятий и заколдованных замков.

Тут как по заказу в комнату, передвигаясь прыжками, влетели две серебряные ложки, аккуратно вытерли маленьким полотенцем несколько пролитых на пол капель чая и опять ускакали.

– Ну... и... где же она? Твоя мать сейчас дома? Можно ее увидеть?

Чудовище с надеждой подалось вперед.

– Я... никогда не знала свою мать, – призналась девушка. – И понятия не имею, где она теперь: мама покинула нас с отцом много лет назад. Мне бы очень хотелось увидеть ее снова, особенно теперь, коль скоро она волшебница. Мне так много нужно у нее спросить.

– Тогда чего ради ты здесь? – проворчало Чудовище. – Твоя мать заявилась сюда и прокляла меня, и вдруг спустя десять лет ты тоже появляешься на пороге. Немного странно, не находишь?

– Пожалуй, что так, – согласилась Белль. – Только я здесь исключительно из-за отца. Филипп, наш конь, вернулся домой без него, и я отправилась на поиски.

– Врешь. Наверняка ты явилась посмотреть, действует ли еще заклятие.

Белль выгнула бровь.

– Я не лгу. Даже и не знаю, с чего мне поступать так, как ты говоришь. Вообще-то не привези я тебя обратно в замок, ты бы замерз насмерть.

Чудовище промолчало – очевидно, сильно расстроилось.

– Что... что мы теперь будем делать? – наконец спросило оно еле слышно.

Белль изумленно посмотрела на него.

Чудовище развело передние лапы в стороны, насколько позволяли веревки, показывая на комнату, замок, а может, и весь мир.

– Мы... заперты здесь. Навечно. Паутина... скоро покроет весь замок, дабы проклятие окончательно свершилось.

Белль посмотрела на потолок, стены, надеясь увидеть там ответ или какую-то подсказку. В свете камина казалось, будто темные углы комнаты танцуют, то приближаясь, то отдаляясь – выглядело это очень зловеще. Девушка вдруг осознала, что охватившее ее тяжелое чувство – вовсе не страх, а ужасная усталость. Казалось, она сейчас в изнеможении упадет на пол.

Разум, за который ее так хвалил отец, вдруг оказался чрезмерно перегружен, переполнен впечатлениями.

Все, чего ей сейчас хотелось, – это сесть тихонько в уголок и подумать, упорядочить разрозненные обрывки воспоминаний о матери.

Например, ей всегда казалось, что у мамы волосы золотисто-каштановые. Примерно как у нее самой, только более рыжего оттенка, но никак не белокурые. Почему она так ошиблась? Даже маленькие дети могут сказать, какого цвета волосы у их родителей. Белль понятия не имела, как пахли волосы мамы. Она совершенно не помнила, чтобы мать держала ее на руках, фактически у нее вообще не было настоящих воспоминаний, только общие представления об идеальной матери, почерпнутые из волшебных сказок и романов.

Новый образ матери, этакого ангела мщения, совершенно не вязался со старым, идеальным образом матери. В видении Белль увидела вовсе не мать, а женщину, человека, к тому же творившего вещи, с которыми Белль не имела ничего общего.

«Ничего общего. У нее никогда не было со мной ничего общего».

Девушка потерла виски и посмотрела на Чудовище.

Ей полагалось бояться, ведь рядом с ней огромный яростный зверь, способный убить ее десятью разными способами. Но он спас ее от волков, а значит, не хотел причинить ей вред. К тому же он разговаривает как самый обычный человек, которого можно урезонить.

Белль подумала о Гастоне – он ведь тоже здоровенный, звероподобный и умеет говорить.

Соображал Гастон куда медленнее Чудовища. Если бы здесь находился сейчас он, их с Белль разговор тянулся бы намного дольше, прошел бы куда менее гладко, и вдобавок этот великий охотник все равно попытался бы на ней жениться. Хоть он и человек, а общаться и договариваться с ним гораздо труднее.

Белль вздохнула и начала развязывать веревки.

Чудовище замерло, кажется, даже дыхание затаило, наблюдая за ее действиями широко открытыми глазами. На его морде явно читалось подозрение.

– Что... Почему ты это делаешь?

Девушка пожала плечами:

– Как ты и сказал, теперь уже все равно. Мы застряли здесь... на какое-то время, так почему бы не доверять друг другу?

Она развязала последний узел, и Чудовище, стряхнув веревки, пошевелило на пробу когтями.

Потом поднялось из кресла, поморщившись и стиснув зубы от боли.

– Если бы мы сумели найти мою мать, – задумчиво проговорила Белль, – если она до сих пор жива, конечно. Возможно, она могла бы снять с тебя проклятие.

– И как же мы ее найдем? – проворчало Чудовище, массируя затекшие лапы.

– У тебя осталось зеркало, которое она тебе дала? – Белль спрашивала, уже зная ответ: она вспомнила, что на столике помимо розы под колпаком находился еще один предмет. Там лежало красивое зеркало с серебряной ручкой. – Оно показывает тебе все, что угодно?

– Волшебное зеркало, –- воскликнуло Чудовище, вскидывая брови. – Да! Мы можем спросить у него!

– Отлично, пойдем, спросим волшебное зеркало, – повторила девушка, не в силах поверить, что сказала такое вслух. – Почему бы и нет. А потом, быть может, сходим в лес, навестим ведьму и отломим кусочек от ее пряничного домика.

Чудовище поглядело на нее озадаченно, его брови поднялись еще выше, как темные тучи над синими глазами.

– Не важно, – вздохнула Белль. – Это просто шутка.

И вот Белль снова поднималась по лестнице, направляясь в запретное крыло, только теперь ее любопытство и страх исчезли, сменившись усталостью. Перешептывание теней и поскрипывание живых доспехов уже не наводили на нее ужас, теперь в ее голове вновь и вновь всплывал один и тот же образ: обрамленное белокурыми кудрями лицо, зеленые глаза, горящие недобрым торжеством. И картинка эта девушку совершенно не радовала.

Перед двойными дверями с ручками в виде демонических голов Чудовище на миг помедлило. Это напомнило Белль сцену из какой-то книги, в которой смущенный мальчик показывал девочке дом своей семьи или свою личную комнату, боясь, что гостья заметит какой-то беспорядок вроде выглядывающих из-под кровати носков.