– Гастон? – потрясенно спросила Белль. – Ты говоришь о Гастоне?

– Я не знаю, кого и как зовут, через зеркало ничего не слышно, – сказало Чудовище, встряхивая зеркало. – Он вечно приходит в лес и стреляет во все крупное, красивое и необычное. И вообще во все, что движется. Другие охотники придут, настреляют птиц или завалят оленя... ради пропитания и уходят. Их я могу понять. А этот человек... просто хочет убивать всех подряд и делать чучела. Мясо ему не нужно.

Белль решила не думать сейчас о том, каким тоном Чудовище произнесло слово «мясо». В конце концов, в нем несколько сотен фунтов живого веса, навряд ли оно питается тостами.

– Попытайся я покинуть замок, и со мной поступили бы точно так же. Посадили бы на цепь и показывали в цирке... Это если бы мне повезло, – продолжало Чудовище. – Поэтому я наблюдал за происходящим в мире отсюда. Так безопаснее.

– Безопаснее, но, сидя в замке и глядя в зеркало, проклятие не разрушить, – заметила Белль.

Чудовище нетерпеливо пожало плечами.

– Ты хочешь найти свою мать?

– Да, да, – закивала Белль. – Давай посмотрим.

– Зеркало, покажи мне волшебницу, проклявшую меня!

Зеркальная гладь затуманилась, помутнела, перестав отражать.

– Раньше оно так не делало, – озадаченно проговорило Чудовище и потрясло зеркало, как будто от сотрясения оно перестало бы «барахлить».

– Можно, я попробую? Зеркало, покажи мне моего отца, – приказала Белль, не дожидаясь ответа Чудовища.

В зеркале появился Морис, сидевший в бесколесном экипаже, выглядел он жалко, его сильно качало, и все же он пытался выглянуть в окно и посмотреть на оставшийся позади замок.

У Белль сердце сжалось от горя.

– Папа!

– А он знает, где сейчас твоя мать? – с надеждой в голосе спросило Чудовище.

– Что? Нет. – Девушка рассеянно покачала головой. – Он... никогда о ней не говорил. Я думала, это из-за того, что он сильно по ней тоскует... А теперь мне кажется, возможно, он просто... не помнит маму, как не помнила я.

– Хм-м-м... Покажи мне волшебницу, – велело Чудовище, поднося зеркало поближе к морде.

Однако изображение вновь померкло, снова сменившись странной серой дымкой.

– Но мой отец... – начала было Белль.

– А что с ним не так?

– Я ему нужна...

– Он же вырастил тебя в одиночку, верно? Похоже, он отлично справился. Ничего с ним не сделается, поживет несколько дней один, – заметило Чудовище.

Белль гневно на него посмотрела.

Ее отец не может... Он не... Но ведь он как-то готовил еду, ухаживал за садом, зарабатывал деньги на припасы, которые они не могли вырастить в саду, целыми днями что-то изобретал – и всем этим он занимался до того, как Белль подросла и начала ему помогать.

У нее задрожали губы. Ну конечно, он справится...

«Погодите минутку...»

– Думаешь, он отлично справился? – не выдержав, спросила она.

Чудовище пожало плечами и вдруг страшно смутилось.

Белль обнаружила, что улыбается.

Показалось ей или Чудовище действительно улыбнулось в ответ? По крайней мере, в его глазах ей померещился проблеск улыбки.

Однако в следующий миг они оба вспомнили, что все плохо, и снова помрачнели.

– И что теперь? – поинтересовалось Чудовище, указывая на зеркало.

Но Белль так устала, что ей ничего не приходило в голову.

– Не знаю. День выдался непростой. Я так устала...

На этот раз Чудовище определенно улыбнулось в ответ, хотя и едва заметно.

– Я тоже. Думаю, с тем же успехом мы можем и... спать лечь, – проговорило оно, пожимая плечами.

– Полагаю, у нас есть целая вечность, чтобы что-то придумать, – мягко сказала Белль.

Они повернулись, вышли из комнаты и пошли рядом, бок о бок, не говоря ни слова. Обоим было грустно, и это сближало.

Весь путь до двери в спальню Белль они проделали в молчании.

Девушка уже взялась было за дверную ручку, но потом остановилась. Прежде она всегда знала, что сказать в любой ситуации: она привыкла общаться с жителями деревни и легко находила бойкий ответ, мягкий упрек или веселую подковырку. Теперь же она обнаружила, что очень просто черпать из памяти слова, подходящие к тем или иным обстоятельствам, а вот говорить от сердца – все равно что тянуть тяжелое ведро из глубокого колодца.

– Мне... очень жаль, – тихо проговорила она. – Я очень сожалею. Не следовало мне трогать твою розу.

Она заставила себя посмотреть в глаза хозяина замка – у животных таких глаз не бывает.

Чудовище грустно улыбнулось.

– Ты была моей пленницей. С чего бы ты стала меня слушать. И... Все равно это не имело бы значения... Словом... ты права. Сам я не смог бы разрушить проклятье.

Чудовище посмотрело на свои огромные задние лапы. Тишина повисла в коридоре, точно мягкий снежный покров.

– Спокойной ночи, – сказала в конце концов Белль, открывая дверь и заходя в комнату.

Но Чудовище уже безмолвно ушло, слившись с темнотой.

Замок с привидениями

Стоило Белль закрыть за собой дверь, как в комнате сгустилась тяжелая, почти осязаемая тишина. Девушка прислонилась к твердой деревянной створке и закрыла глаза. Наверное, следовало бы подпереть дверь стулом, но Белль почему-то казалось, что Чудовище сегодня ночью уже не вернется. В таком случае какой смысл баррикадироваться?

Она потерла лицо ладонями, чувствуя себя опустошенной, выжатой как лимон. Потом Белль вспомнила о красивых тазе и кувшине, стоявших на комоде, налила немного воды в подставленную ладонь и протерла лицо.

– Здесь есть полотенце, если желаете, – подала голос тетушка-гардероб у нее за спиной.

Каким-то чудом Белль не подпрыгнула от испуга, а только вздрогнула.

А еще почувствовала себя глупо: рядом с комодом висела симпатичная мягкая мочалка.

– Спасибо.

– Если нужна горячая вода, мы можем немедленно ее принести, – с надеждой добавила тетушка-гардероб.

– Нет, право, не нужно, благодарю вас.

Хотя возможность обтереться горячим полотенцем и впрямь казалась весьма заманчивой.

Дома ей приходилось совмещать кипячение воды с приготовлением завтрака или ужина: у них было всего два горшка, и в одном готовилась еда. Устроенная отцом автоматическая система доставки воды обеспечивала их чистой, свежей, холодной водой в любое время дня и ночи, но, чтобы нагреть ее, приходилось затратить немало сил. Иногда Белль ставила горшок на отцовскую печь, если в ней горел огонь.