— Почему вчера вы вовремя не развернули полк и тем самым вывели из строя столько бойцов? Вы допустили преступную безграмотность и халатность, — сказал я ему.

— Я полностью понимаю свою вину и готов нести ответственность. Не вышел из меня командир полка, — ответил Новиков.

Я видел, что он тяжело и искренне переживал свой провал, понимал свою вину и не старался оправдываться. Он показался мне скромным, добросовестным человеком, но совершенно неподготовленным как командир полка. Вина тех, кто назначил его на эту должность, не зная его боевых качеств, была, по-моему, не меньше, хотя в операциях 1943 года и опытный командир мог попасть впросак.

— В полку вам теперь делать нечего. Отправляйтесь в отделение кадров дивизии за направлением в штаб 54-й армии. Я попрошу отправить вас на учебу.

Я позвонил начальнику отделения кадров дивизии и сказал ему, какую надо подготовить бумагу. Мы расстались. Я видел, что Новиков был доволен моим решением, хотя можно было только догадываться, что творилось в его душе.

Полки Игуменова и Репина продолжали упорно двигаться вперед, и к 16.00 16 августа высота 40.4 была освобождена. Противник, цепляясь за каждый метр земли под нажимом наших полков, отходил к реке Черной. Весь следующий день немцы долбили снарядами и минами, в том числе и большого калибра, занятую нами высоту, и два раза из направления деревни Мишкино переходили в контратаки. Полки 1067-й и 1069-й отбивали эти контратаки и теснили врага к реке Черной. 1071-му полку удалось немного продвинуться вперед. Захвачены были пленные 434-го пехотного полка 132-й пехотной дивизии.

В сложном лабиринте траншей то и дело завязывался ближний бой. В этих случаях чаще всего в ход шли ручные гранаты. Особенно часто их применяли гитлеровцы. Их гранаты были на длинных деревянных ручках, летели они дальше наших гранат и после броска разрывались через 5–6 секунд. Это их свойство умело использовал заместитель командира батальона капитан М. А. Сидоров, человек исключительной смелости и выдержки. Он практически на ходу ловил немецкие гранаты и тут же бросал их обратно. Рискованный пример капитана Сидорова был быстро перенят старшим лейтенантом Царевым, старшим сержантом Майоровым, бойцами Туром и Санхетдиновым.

Смело действовал лейтенант Бескопустин, который во главе штурмовой группы обеспечил своим продвижением успех батальону. Командир взвода этого же батальона лейтенант Кащеев продолжал вести бой, получив четыре ранения. Только пятая рана приковала его к земле. Взвод принял старший сержант Суслов и, продолжая продвигаться вперед, захватил у неприятеля две пушки.

В этих боях офицеры политотдела дивизии и политработники частей находились на самых горячих участках. Словом и личным примером они поднимали подразделения на штурм вражеских позиций. В этих боях погибли смертью храбрых секретарь дивизионной партийной комиссии П. И. Исаев и заместитель командира 1067-го стрелкового полка по политчасти майор Н. И. Глазунов.

В один из артналетов противника тяжелый снаряд разорвался непосредственно у землянки штаба 1067-го стрелкового полка майора В. Д. Титова. Землянку завалило сильной взрывной волной, и Титов оказался погребенным в ней. Бойцы откопали его, контуженного, в тяжелом состоянии и доставили в полковой медицинский пункт. Его командир, подполковник Игуменов, очень переживал, что потерял замечательного человека, на редкость добросовестного труженика, прекрасного начальника штаба полка. В самых сложных ситуациях боя майора Титова никогда не оставляло хладнокровие, спокойствие и невозмутимость. Вывести его из себя было невозможно. Он принадлежал к той когорте офицеров, которых искренне уважали, любили и ценили их боевые друзья.

На следующий день я позвонил в полк. Ответил мне сам Титов. Я был очень удивлен и несказанно обрадован, что слышу его голос. Оказалось, что в медицинском пункте, где он пролежал ночь, он хорошо отоспался после нескольких бессонных ночей, а наутро как ни в чем не бывало поднялся и направился на НП полка. Силен же русский человек и телом, и духом!

Огромную поддержку пехоте оказывали наши артиллеристы. Нельзя без восхищения вспомнить командиров дивизионов артиллерийского полка майора В. Н. Машковского и капитана Н. Т. Максина. Находясь рядом с пехотой на передовых НП, они показывали образцы беззаветной храбрости и боевого умения. Огнем своих дивизионов они истребили сотни гитлеровцев, уничтожили десятки наиболее вредных огневых точек и каждый раз своевременно и умело отражали контратаки противника с большими потерями для врага. Своим метким огнем они отлично обеспечивали наступление частей нашей дивизии в этих нелегких боях. Оба погибли смертью храбрых. Память о них сохранилась в дивизии, как память о мужестве, отваге, боевом мастерстве и до конца честном служении своей Родине.

Дивизионы погибших командиров приняли капитаны Куприенко и Кокарев, как лучшие командиры батарей.

Части дивизии продвигались к реке Черной. Теперь, вместо сухого сыпучего песка, пришлось действовать на топком болотистом грунте. Тина засасывала бойцов буквально по самые плечи.

В 4 часа утра, после короткого артналета, преодолев болото и реку Черную, дивизия овладела первой траншеей противника. И опять впереди оказался полк смелого, энергичного командира подполковника Игуменова.

До 24 августа шли тяжелые бои на западном берегу реки Черной. Против нас дрались части четырех пехотных дивизий (132, 212, 254, 69-й). Соотношение сил складывалось в пользу противника. Ни о каком продвижении нашей дивизии нельзя было и думать. Стрелковые части 8-й армии бездействовали: ее артиллерия не выпустила ни одного снаряда.

В те дни произошел довольно занятный случай. В течение двух суток по ночам в паузах между артналетами, когда стихали бои, мы слышали душераздирающий крик: «Рус Иван!.. Рус Иван!..» На вторую ночь, когда опять раздался этот крик, были посланы разведчики, чтобы выяснить, кто и почему кричит. Оказалось, что кричал немецкий солдат, которого все глубже засасывало в болото. На тот момент из болота торчала только его голова. Разведчики вытащили и доставили его на наш НП. Говорить он не мог, только показывал руками, что хочет пить. Ему принесли солдатский котелок, наполненный водой. Не отрываясь, он выпил всю воду и попросил еще. Только после второго котелка он обрел дар речи. Первое, что он сказал, было: «Гитлер капут». Как правило, почти все пленные повторяли эту фразу в надежде, что заслужат снисхождение, но этот говорил очень убедительно. По его речи и выражению лица было видно, что он искренне рад тому, что спасли его мы, а не соотечественники.

«Пусть дураки воюют за фашистскую Германию, а с меня довольно», — говорил он. Ему было уже под сорок, в прошлом — рабочий. Он дал нам все необходимые сведения о составе и численности противника. Мы досыта накормили его, напоили горячим чаем и отправили в штаб армии.

Дивизия получила приказ закрепиться на достигнутом рубеже и подготовиться к передаче участка 18-й стрелковой дивизии генерала Овчинникова. 25 августа была закончена смена частей. Полки начали выходить с занимаемых рубежей, отобранных у противника, чтобы сосредоточиться в районе поселка № 8.