Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мгновениями спустя второй самец желтоголового настоящего манакина подлетает к нему и присаживается на другую ветку на расстоянии примерно пяти ярдов. Первый самец немедленно летит присоединиться к нему, и они молча сидят бок о бок в выразительно приподнятых позах, но при этом не глядя друг на друга. Оба самца полностью сосредоточены на этом напряженном взаимодействии, которое проникнуто духом соперничества, но взаимно толерантно.
Описанная сцена – лишь один из немногих моментов причудливой социальной жизни, сопровождающей токование желтоголового настоящего манакина. Ток – это объединение участков, на которых самцы проводят свои брачные демонстрации. Токующие самцы охраняют свои участки, однако на этих участках нет никаких ресурсов, которые могли бы привлечь самок в период размножения: ни значительных запасов пищи, ни удобных мест для гнездования, ни гнездового материала, ни чего-либо другого, представляющего интерес для самок, – помимо спермы самцов. Желтоголовые настоящие манакины защищают свои индивидуальные участки шириной от пяти до десяти ярдов, причем от двух до пяти таких территорий сгруппированы вместе. Ток представляет собой ограниченную территорию, где самцы собираются вместе для брачных демонстраций, чтобы привлечь самок и спариться с ними. За один репродуктивный сезон каждая самка посещает один или несколько токов, наблюдает за брачными демонстрациями самцов, оценивает их и затем выбирает себе партнера для спаривания.
Токовая система у птиц – это форма полигинии[101] (один самец спаривается с несколькими самками), в основе которой лежит выбор полового партнера самкой. При такой форме размножения самки могут выбирать любого самца по своему желанию, и при этом они часто бывают почти единодушны в своем выборе, оказывая предпочтения лишь немногим из всех доступных самцов.
Скользящее движение назад в брачной демонстрации желтоголового настоящего манакина
Поэтому только единичные самцы получают возможность спариться с относительно большим числом самок. Такой перекос в успехе размножения весьма напоминает современный перекос в распределении материальных благ: наиболее сексуально привлекательные самцы очень успешны с репродуктивной точки зрения, поскольку на них приходится половина или больше всех спариваний, тогда как остальные самцы могут не получить возможности спариться ни разу за сезон, а некоторые – и вообще ни разу в жизни.
После спаривания самки манакинов строят гнездо, откладывают в него два яйца, насиживают их и заботятся о подрастающих птенцах – все это совершенно самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны самцов, единственный вклад которых в размножение ограничивается оплодотворением. Поскольку самки делают всю работу сами, они ни в чем не зависят от самцов, и эта независимость обеспечивает их практически полную сексуальную автономию. Такая свобода выбора полового партнера сделала возможным возникновение крайних форм половых предпочтений; самки выбирают лишь тех немногих самцов, чье поведение и внешние признаки соответствуют их самым высоким требованиям. Все остальные попадают в категорию неудачников, не имеющих шансов на спаривание. Таким образом, эстетическое совершенство самцов манакинов – это эволюционное следствие крайней формы эстетической неудачи, которая, в свою очередь, является результатом очень строгого полового отбора.
Самки манакинов выбирают себе партнеров на токах уже около 15 миллионов лет. За это продолжительное время те признаки, которым они выказывали предпочтение, эволюционировали и дали колоссальное разнообразие внешних черт и форм поведения, носителями которых сегодня являются примерно пятьдесят четыре вида манакинов, распространенных от Южной Мексики до Северной Аргентины. Тока манакинов принадлежат к числу самых творческих природных лабораторий эстетической эволюции. Для меня они стали идеальным полигоном для разработки концепции «красоты просто так».
Вдохновленный революционным исследованием Коддингтона, посвященным поведению пауков, и полезнейшим советом Фриструпа, осенью 1982 года я отправился в Суринам – бывшую голландскую колонию, небольшую страну карибской культуры, расположенную в северо-восточной части Южно-Американского континента, и в итоге следующие пять месяцев провел в поисках манакинов. В Суринаме я работал в национальном парке Браунсберг, который представляет собой покрытую дождевым тропическим лесом столовую гору высотой в полторы тысячи футов, находящуюся всего в нескольких часах езды по красным грунтовым дорогам от столичного города Парамарибо. Через пару дней наблюдения за моим первым желтоголовым настоящим манакином я обнаружил также белогорлого короткокрылого манакина (Manacus manacus)[102]. Однажды утром, шагая через молодой вторичный лес по основной дороге, ведущей в парк, я вдруг услышал из плотных кустов резкий хлопок, похожий на выстрел игрушечного ружья или хлопушки. В густых придорожных зарослях я наконец высмотрел белогорлого короткокрылого манакина с очень контрастным оперением. Самцов этого вида отличают шапочка, спина, крылья и хвост черного цвета, а яркая белая окраска брюха и груди переходит в четкий ошейник. Сидя на веточке всего в ярде над землей, самец издавал громкую позывку чи-пу, на которую сразу откликался другой самец, находившийся в нескольких ярдах от него.
Самец белогорлого короткокрылого манакина (Manacus manacus), сидящий на тонкой ветке на опушке. Фотограф Родриго Гавария Обрегон
В отличие от желтоголового настоящего манакина, белогорлый короткокрылый манакин токует на земле или в нижней части подлеска, и самцы теснятся на крохотных участках, удаленных друг от друга всего на несколько ярдов. После пары минут терпеливого ожидания я стал свидетелем внезапной вспышки токовой активности. Первый самец слетел вниз на крохотную площадку – пятно голой земли в ярд шириной среди подлеска – и начал стремительно перескакивать туда-сюда между молодыми деревцами, расположенными по границам площадки. Каждый перелет сопровождался резким хлопком, который производили маховые перья птицы. Когда самец сел, его внешний вид преобразился: прежде гладкие белые перья на горле распушились и торчали в стороны и вперед, образуя пышную белую «бороду», выступающую за кончик клюва. Вскоре несколько самцов начали издавать хлопки и петь одновременно. Сидя на присаде, самцы время от времени разражались внезапными бурными сериями хлопков – таких быстрых, что они сливались в один сплошной фырчащий звук. Затем волна общего возбуждения спала так же резко, как и возникла, и на току воцарилась тишина, лишь иногда прерываемая отдельными позывками чи-пу с длинными паузами между ними.