Светловолосый мужчина переводил взгляд с одного на другого, не обращая внимания на Питта.

– Что ты собираешься делать, Чарли? – спросил он. – Если мы встанем рядом с тобой, что тогда будет?

Чарли воззрился на него, тщательно обдумывая ответ. Его лицо все еще было искажено гримасой ярости.

– Тогда, Уолли, здесь произойдут кое-какие изменения, – сказал он после небольшой паузы. – Наступит день, когда люди будут получать столько, сколько зарабатывают, а не столько, сколько им платят жирные свиньи, чтобы они только не умерли с голода.

Уолли закашлялся, захлебнувшись пивом.

– Мечты, мечты!.. – произнес он с сарказмом.

По его тону нетрудно было догадаться, что ему надоели подобные пустые разговоры. Чарли стукнул своей пустой оловянной кружкой по стойке бара с такой силой, что на дереве остался след.

– Если б у нас было больше настоящих мужчин вместо трусливых папистов и евреев, мы устроили бы революцию, подобно этим чертовым лягушатникам в Париже. Перережьте горло нескольким ублюдкам – и увидите, как быстро все изменится.

В разговор вступил темноволосый мужчина, который до сих пор сидел молча, нервно покусывая губы.

– Не нужно говорить такие вещи, – предостерег он. – Неизвестно, кто тебя сейчас слушает. Ты только сделаешь хуже.

– Хуже?! – взорвался Чарли. – Что может быть хуже этого, а? Думаешь, сейчас сюда ворвутся полицейские и поволокут нас в Тауэр, так, что ли? – Он говорил высоким, срывающимся голосом. – Нас – сотни тысяч человек – топчет горстка праздных, жадных ублюдков, там, на западе города, которые разжирели за счет заработанных нами денег так, что едва влезают в штаны.

Он с вызовом обвел взглядом собеседников и добавил, еще сильнее повысив голос:

– Потому-то они и не смогли поймать человека, убивавшего их в восемьдесят восьмом[6]. Запомните мои слова – он один из них, и это святая правда!

В зале внезапно воцарилась зловещая тишина. Трое мужчин, сидевших по соседству со столиком Питта, прекратили разговор. Даже сейчас, по прошествии почти четырех лет, было не принято публично вспоминать о Уайтчепельском убийце.

– Не нужно так говорить, – произнес хриплым голосом седовласый мужчина с мучнисто-белым лицом, первым нарушив молчание.

– Я буду говорить то, что хочу! – огрызнулся Чарли.

Было видно, как в лицо ему бросилась кровь. Неожиданно раздался смех, который тут же оборвался. Со стула поднялся еще один мужчина с опущенными плечами, который поднял свою кружку.

– Выпьем, – сказал он с улыбкой. – Выпьем за сегодняшний день, потому что завтра мы можем умереть.

Он выпил содержимое кружки залпом, не отрываясь от нее.

– Заткнись, ты, дурак! – злобно прошипел его сосед, ударив кулаком по столу.

Ухмылка исчезла с лица мужчины.

– Я ничего такого не сказал, – проворчал он. – Еще наступит наш день. И очень скоро.

– Тогда посмотрим, сколько сахара они смогут съесть, – процедил сквозь зубы его товарищ.

– Ты опять произнес слово «сахар». Я проучу тебя, – пригрозил первый мужчина, сверкнув черными, отталкивающе трезвыми глазами. – Потренируюсь на тебе, чтобы преподать урок всем иностранцам, которые оскверняют этот город и забирают то, что должно принадлежать нам.

Эта угроза осталась без ответа.

Все здесь вызывало у Питта отвращение – запахи, вспышки ярости, атмосфера уныния, блики света газовых фонарей на оловянных кружках, несвежие опилки на полу, – но приходилось терпеть, поскольку это была его работа. Ссутулившись и как можно ниже опустив голову, он потягивал сидр.

Спустя полчаса в паб зашли две уличные женщины в надежде немного заработать. Они выглядели усталыми, грязными и возбужденными, и Томаса, как незадолго до этого Чарли, охватила ярость из-за того, что бедность и отчаяние вынуждают их торговать своим телом. Это был чрезвычайно унизительный и зачастую опасный способ добывания средств к существованию. Правда, такая работа была физически легче, надежнее и в краткосрочной перспективе более высокооплачиваемой по сравнению с трудом на заводе.

В зале раздался взрыв смеха. Мужчина, сидевший за столиком неподалеку от Томаса, клял судьбу и говорил, что боится идти домой, где придется сказать жене о потере работы. По всей видимости, он пропивал последние деньги, предназначенные для оплаты жилья за следующую неделю и еды на завтрашний день. На его лице лежала печать безысходности.

Юноша по имени Джо рассказывал своему другу Перси о том, как он собирается скопить денег, купить борова и продавать щетки в западной части города, где гораздо безопаснее и можно получать хорошую прибыль. Однажды он сможет найти жилье где-нибудь в другом месте – может быть, в Кенте или даже в Пиннере.

Питт поднялся из-за столика, собираясь уйти. Он выяснил все, что ему было нужно, хотя Наррэуэй наверняка знал все это и без него. Ист-Энд был пропитан яростью и нищетой, и одной искры хватило бы для того, чтобы там вспыхнул мятеж. Он будет подавлен, погибнут сотни людей, и волна ярости спадет – до следующей искры. В газетах появятся несколько статей. Политики выразят сожаление и потом позаботятся о том, чтобы все оставалось по-прежнему.

Полицейский брел в сторону Хенигл-стрит, опустив голову и подняв плечи. Замечания по поводу сахара, казалось, не имели отношения к остальным темам беседы – по крайней мере, на первый взгляд. Тем не менее они произносились с такой горечью, что в течение следующих нескольких дней не выходили у Томаса из головы. На основании обрывков разговоров, подслушанных им в разных местах во время выполнения поручений, он сделал вывод, что очень многие люди тем или иным образом зависят от трех сахарных заводов в Спиталфилдс. Заработанные на них деньги тратились потом в лавках, тавернах и на улицах.

Были ли подобные замечания чем-то более серьезным, чем проявление недовольства по поводу этой зависимости или страха рабочих, что они могут лишиться единственного источника своих доходов? Или же в них заключался более конкретный смысл? Было ли высказывание о том, что «еще наступит день», только бравадой, выражением гнева, или оно на чем-то основывалось? Полицейскому вспомнились слова Виктора о нарастающей опасности, гораздо более серьезной, чем обычное негодование бедноты. В результате притока в Лондон больших масс людей из разных уголков Британии обстоятельства существенно изменились по сравнению с еще совсем недавним прошлым.

Но что следует сказать Наррэуэю? Что он прав? Если так, то решением проблемы должны стать реформы, а не усиление контроля со стороны полиции. Общество само подготовило собственное разрушение, и анархистам оставалось лишь поджечь фитиль. Вероятно, Томасу следовало внимательнее присмотреться к сахарному заводу на Брик-лейн, познакомиться с этим предприятием и с его работниками, выяснить их настроения. Для этого лучше всего было сделать вид, будто его интересует работа на этом заводе. У Томаса отсутствовали навыки в сфере технологии производства сахара, но он мог выполнять более простые поручения.