ИТАК, МЫ СТОЯЛИ В КАТАКОМБАХ, я бормотал одно извинение за другим, и в конце концов Селена и Оса велели мне умолкнуть. Нет никакого смысла, говорили они, понапрасну тратить силы на панику. (Справедливости ради: по взгляду Селены я понял, что в ближайшем будущем мне не избежать периодических укоров.) Сейчас наша цель была проста. Из этого лабиринта имелся единственный выход — тот самый лаз в стене, через который мы попали сюда. Нам нужно было вернуться назад.

Селена и Оса, обладавшие превосходными навыками коммуникации в команде за счет многолетних импровизаций в труппе клоунов, составили стройный и разумный план действий. Мы начинаем двигаться по туннелям назад и методично ищем запомнившиеся объекты: камни необычной формы, яркие граффити и выделяющиеся отпечатки обуви на земляном полу. На каждом «перекрестке» мы будем исследовать каждый туннель один за другим: убедившись в том, что ничего знакомого в нем нет, мы повернем назад и займемся следующим. Мы выберем тот или иной туннель, только если сойдемся во мнении, что он нам знаком.

Процесс оказался нелегким — и эмоционально, и физически. Коридоры походили один на другой, у всех были похожие очертания, одна и та же хаотичная геометрия. Граффити на «перекрестках» по большей части оставили другие посетители, чтобы запомнить дорогу: стрелки, звездочки, геометрические фигуры, призванные указывать путь назад, ко входу. Мы попытались проследить маршрут одного из таких «указателей», полагая, что, возможно, именно синие треугольники или красные кружки выведут нас на поверхность. Но вскоре мы сдались, когда все указатели перемешались в едином беспорядочном множестве. Мы словно оказались внутри сказочного леса и обнаружили, что среди деревьев вьются сотни тропинок с одинаковыми хлебными крошками.

В одном из туннелей нам послышалось, будто в соседней галерее шипит карбидная лампа катафилов, но на наше приветствие никто не отозвался. Свернув за угол, мы обнаружили уходящую вверх каменную винтовую лестницу: поднявшись по ней, мы с Селеной уперлись в люк, открывающийся наружу. Я попытался поднять крышку и налег плечом, но либо мне недоставало сил, либо люк был заварен. Находясь так близко к поверхности, мы поняли, что у одного из нас может хватить сигнала для экстренного вызова, но, пока я размышлял, кому мне позвонить, как объяснить ситуацию и чем нам смогут помочь, выяснилось, что все наши телефоны сели. Оса тем временем всячески пыталась нас развлечь. Когда мы возвращались на «перекресток», который успели до того пройти семь или восемь раз, она останавливалась и восклицала: «Ребята!» Мы с Селеной оборачивались, а Оса, широко раскрыв глаза, шептала: «Кажется, мы здесь уже были!»

Мы сохраняли внешнее спокойствие, но проходили часы, а мы по-прежнему бродили в темноте в поисках выхода. Мы принимались делать какие-то мысленные подсчеты, и они пугали нас. Стали экономить заряд в налобных фонариках: один из нас освещал дорогу, остальные продвигались следом. Во время отдыха мы мрачно следили за тем, как уменьшается уровень воды в бутылке, и отпивали каждый раз меньше и меньше. Хлеб мы трогать не стали, полагая, что худшее, возможно, впереди. Каждый раз, когда мы снова терялись в туннелях и нужно было повернуть назад, мы возвращались в небольшую тесную пещеру, где находилась скульптура, изображавшая катафила: гипсовая фигура мужчины, наполовину скрытая известняковой стеной, словно замурованная в каменной породе.

В ЛЮБОЙ ДРУГОЙ МЕСТНОСТИ, если наше врожденное умение определять местоположение вдруг изменяет нам, мы обращаемся к карте, которая «привязывает» нас к определенной точке пространства и не дает сбиться с курса. Однако составление подземных карт — в высшей степени сложное мероприятие. Исследователи и картографы фиксировали каждый наземный ландшафт, набрасывая на далекие архипелаги и горные цепи сеть четких линий широты и долготы; тем временем пространства под нашими ногами по-прежнему оставались неохваченными.

Бауманская пещера; предоставлено Земельным архивом Саксонии-Ангальт, H 66, № 952

Первая карта пещеры относится к 1665 году — это чертеж Бауманской пещеры, крупного подземного пространства, расположенного в лесистом регионе Гарц в Германии. Составление карты приписывается человеку по фамилии фон Альвенслебен, причем, судя по грубости линий, он не был ни профессиональным картографом, ни даже любителем; и всё же недостатки карты поражают воображение. Исследователю не удалось передать ни перспективу, ни глубину, ни другие измерения, — на первый взгляд неясно даже, что изображенное пространство находится под землей. Фон Альвенслебен пытался отобразить то, что он не мог должным образом увидеть по объективным причинам, что в буквальном смысле выходило за рамки его восприятия. В ситуации присутствовал элемент логического абсурда, словно этот энтузиаст намеревался написать портрет призрака или поймать облако сачком.

Чертеж Бауманской пещеры был первым в долгой череде курьезов подземной картографии. Это увлечение захлестнуло всю Европу: одно за другим поколения неустрашимых донкихотов отправлялись в пещеры, собираясь измерить подземный мир, найти свой собственный путь во мраке, — и терпели поражение, часто сокрушительное. На истрепанных веревках они спускались в глубину, часами бродили там, взбирались на исполинские валуны и сплавлялись по подземным рекам. Путь им освещали восковые свечи, отбрасывавшие слабое сияние только в радиусе нескольких футов. В XVII веке один исследователь спустился в пещеру в Англии, чтобы установить ее размеры, — и обнаружил, что не может даже обозреть границы пространства, не говоря уже о каких-то других предприятиях. «При свете свечей, — писал он, — мы не различали потолок от пола, а пол — от стен». Эти горе-землемеры пытались осуществлять и заведомо обреченные затеи: однажды австрийский исследователь по имени Йозеф Нагель, желая осветить пещеру, примотал связку свечей к лапам двух гусей и стал бросать в птиц камешки в надежде, что они взлетят и свет от свечей прорежет темноту (идея оказалась неудачной: пернатые недолго трепыхались в воздухе и быстро рухнули наземь). Даже если удавалось произвести какие-то измерения, восприятие пространства у наших исследователей настолько искажалось капризами внешней среды, что подсчеты и близко не соответствовали действительности. Например, один словенский исследователь в 1672 году, пройдя по извилистому проходу в одной из пещер, зафиксировал длину в шесть миль, хотя в действительности всё его путешествие насчитывало не более четверти мили. Чертежи и карты, оставшиеся после этих ранних экспедиций, зачастую настолько расходились с реальностью, что по ним крайне трудно узнать пещеры, что были изображены на них. В общем, сегодня мы можем считать эти «свидетельства» лишь восторженными поэмами о воображаемых местах.

Йозеф Нагель привязывает свечи к лапам двух гусей; Cod. 7854fol.83r, второе изображение на табличке 21; предоставлено Австрийской национальной библиотекой, Вена