Я вытерлась, разглядывая в зеркале раскрасневшееся от холодной воды лицо с горящими от вдохновения глазами.

А как быстро Генерал меняет курс? Отказ от оплаты – и тут же сполна всю сумму. Объяснение единственное, верное и простое, как таблица Пифагора: отказ – для Ольги, чтобы перестала дергаться и утешалась наследством, а деньги – для меня, чтобы лишить азарта к делу. Но, заплатив, они допустили еще один промах: заявили, что от моих действий зависит репутация, а значит, и благополучие Щипачева. И еще Трегубов обмолвился, что, мол, с некоторых пор Ларик не устраивал Щипачева в качестве владельца тепличного хозяйства и якобы поэтому его исчезновение оставило Генерала равнодушным.

Сказано туманно, но что здесь к чему – разобраться можно, потому что все это звенья одной цепи. И это так!

Холодильник, как всегда у меня, набит всякой всячиной, но возиться сейчас со стряпней меня не заставить и под угрозой лишения лицензии частного детектива. Батон, взрезанный наискосок посередине, ветчина, масло, сыр, майонез – и все слоями до размера широко разинутого рта. Два таких сандвича, хорошо разогретых в духовке, один – для мясного бульона, второй с чаем – и можно долго чувствовать себя независимой от гастрономических проблем. А помидорное варенье внесет свежие впечатления в хорошо знакомый вкусовой букет.

«Аркаша, пес! Зачем тебе понадобилось врать, расписывая свои дела с бандитами? – мысленно обратилась я к своему несостоявшемуся любовнику, откусывая первый, самый ароматный и аппетитный кусок горячей, сочной бутербродной этажерки. – Как неосторожно! Нехорошо врать, а врать, не имея для этого никаких способностей, нехорошо вдвойне».

Дела с бандитами у Трегубова есть, и, судя по его настроению после короткого разговора с Вадимом, дела неприятные. Связаны они с псарней, это несомненно, и скорее всего со Стихарем. А если это так, то отморозок должен быть осведомлен о них в той или иной степени. Развязать же язык отморозку проще, чем чистопородному «лицу армейской национальности», пусть даже бывшему. Зачем мне это? А пригодится!

На десерт я отправила в рот несколько ложек варенья из помидоров и в очередной раз порадовалась необычному, изысканному вкусу деликатеса. Прополоскав рот остатками чая, я сгрузила в раковину грязную посуду и закурила.

– Вот и все, что у меня есть на сегодняшний вечер, – сообщила я со вздохом отсутствующей аудитории. – Не так уж и мало, если взяться за дело с умом и настойчивостью.

Ментоловый дымок приятно холодил нёбо. Тишина в доме стояла такая, что он казался покинутым жильцами.

Нет, не все! Я узнала истинное имя Генерала, а оно очень интересует мафию. Радик выложил открытым текстом, что Трегубов должен ей кучу денег и она готова простить долг за выдачу имени его хозяина.

Виктор Сергеевич Щипачев. Банкир или финансист. Генерал и не подозревает, что его имя стало моей валютой, а размер суммы я постараюсь увеличить, добавив к имени хотя бы минимум сведений о нем самом.

Все! Время для колебаний и размышлений закончилось. Неведомое стало простым и доступным, как это случается, когда факты выстраиваются в ровную цепочку и заканчиваются замком выводов, а родившийся план накачивается энергией желания действовать.

Я просидела за кухонным столом, докурив до конца сигарету, использовав выпавшие мне на сегодняшний вечер спокойные минуты, и потратила остаток их на созерцание репродукции картины Айвазовского, висящей на стене между холодильником и сервантом. Разбивающийся о рифы парусник. Белопенные, опалового оттенка огромные волны кренят и захлестывают его, ветер треплет грязные обрывки парусов, срывает в пучину людей, цепляющихся за такелажные канаты, и швыряет их в море, на верную гибель. И вся эта катастрофа залита яркими до неестественности лучами солнца, пробивающимися сквозь просветы в тяжелых, низких, свинцового цвета тучах.

Грех печатать такие вещи с календариками под ними, да еще снабжая по краям рамки веселенькими завитушками.

Раздавив в пепельнице окурок, я поднялась, и в этот момент в прихожей проурчал звонок, как бы подчеркнув своевременность моих действий. Некстати, подумалось мне, сейчас гости, кем бы они ни были, не до них.

По пути к двери я успела настроиться против любых визитеров настолько решительно, что Алла Анохина, возникшая на пороге, чуть ли не отшатнулась, удивленная моим насупленным видом. Не тратя времени на приглашения, я почти что за шиворот втащила ее в прихожую, и только здесь она обрела дар речи.

– Танюш, я не вовремя? – пролепетала Анохина, глядя на меня через свои линзы, как мышь на кобру.

И тут меня осенило. Бог послал под руку не кого-нибудь, а тележурналистку, и во время, пусть хоть и неурочное, но никак не позднее.

Она поняла мой остановившийся на ней взгляд по-своему – быстро глянула на рукава своей дубленки, тронула шапку и спросила почти испуганно:

– Что-нибудь не в порядке?

– В порядке все! – гаркнула я и потащила ее на кухню, запретив разуваться. Усадила на табуретку, сходила за телефоном, подключила и, только придвинув аппарат к ней поближе, улыбнулась по-приятельски.

– А с тобой все в порядке?

Алла выглядела несколько бледнее обычного и держалась непривычно прямо. Остолбенело держалась, как я определила для себя ее состояние.

– Все отлично! – проговорила я медленно, присаживаясь напротив нее по другую сторону стола.

Только теперь она сделала выдох и расслабилась.

– Фу-у! Тебе никто не говорил о том, что ты способна испугать человека одним своим видом? Позволь задать вопрос с журналистских, так сказать, позиций. Способность производить ошеломляющее впечатление на окружающих тебе всегда была присуща или это благоприобретенное по роду занятий качество? Если я угадала, то как это качество помогает в профессиональной деятельности? А может быть, ты переняла дикий взгляд и движения пумы, готовящейся к броску на жертву, у какого-нибудь сенсея? Или у профессионального убийцы? Подожди, я диктофончик сейчас...

Она с показной суетливостью принялась копаться в карманах, а я смотрела на нее с прежней улыбкой, но постаралась сделать ее как можно более доброй.

Ишь, как у нее язычок заработал! Действительно, напугала я ее невзначай!

– Перестань, – попросила я чуть ли не со смехом, настолько потешной показалась мне неожиданно возникшая ситуация. – Утихомирься. Диктофона при себе у тебя нет, я же вижу. Просто обрадовалась тебе.

– Ну-у, подруга! – покачала она головой. – Если бы все так радовались, то пришлось бы выходить из дома, втянув голову в плечи.

– Хочешь мне помочь? – перешла я к делу, опасаясь нового словесного потока.

– Вот так сразу, да? Ты спросила бы хоть, что меня к тебе привело! А то получается, как в сказке про Ивана-дурака: задаешь службу не накормивши, не напоивши и в баньке не попаривши. Так не годится! Нет, я, конечно, не отказываюсь, пойми меня правильно, но аванс тебе после такого приема давать не собираюсь. Сначала ответишь на мой вопрос, а потом о помощи поговорим. Идет?