Не сговариваясь, мы сорвались в сторону непонятных перемещений. Не только потому, что хотели узнать причину этих перемещений. Просто, увлекшись разговором о потайных дарах и неудачно одарённом Фёдоре, мы позабыли, что находимся не на прогулке, скрашиваемой интересной беседой. Что я совсем недавно чуть не лишился жизни от зубов человекообразной твари, да и Тимофей, если вспомнить разговоры, наверняка успел сегодня поучаствовать в обороне поселка от нашествия одержимых. Что, в конце концов, бородокосый давал приказ торопиться.

Добежав до собравшихся кучкой баб с детишками, отметили, что помимо них, в этой толпе присутствовал молодой воин, охраняет он их что-ли?! Но для охраны такой толпы маловато одного защитника, может в поселке немного воинов осталось. Кстати, Настасья в разговоре упоминала, что большую часть боеспособного населения ушла на промысел за добычей, в поселке оставили немного, лишь для порядка, на всякий случай. Вот такой случай в данный момент и происходит.

Одет воин был в подобие доспеха из толстой кожи, укрепленного металлическими вставками. Смотрелся вояка в нем довольно серьёзно, но представив мощную лапу кусача с ужасными когтями на пальцах, усомнился, что подобная защита спасет от удара этакой ручищи. Хотя, от повстречавшейся мне образины и кольчуга вряд ли спасет, даже если сходу не порвет сетку кольчужных колец, от силы удара ребра точно переломает. Нас воин не видел, смотрел он в сторону реки, на берегу которой тоже виднелись какие-то фигуры. Расстояние было слишком велико, чтобы понять люди это или одержимые. То есть непонятным это было только для меня, местные наверняка уже распознали, кто именно там прогуливается.

— Здрав будь, Дед Василий! Энто вот Пустой, крестник нашего дядьки Прохора!

— Дык вродь знакомы, ток не думал, што Борода его в крестники возьмет. — каким образом и в какое время мы успели познакомиться с этим неприветливым пареньком, я не знал, но предпочел пока помалкивать.

— Ну и чегой тама? — окликнул Тимофей, вглядывающегося вдаль из-под приложенной ко лбу ладони, вояку. Тот лишь мельком оглянулся, кивнув нам из-под низко нахлобученного шлема, и вновь стал разглядывать двигающиеся вдалеке фигурки.

Почему молодого парня, лет восемнадцати-двадцати с виду, в дополнение к имени Василий, еще называли дедом, непонятно. Может быть из-за хмурого выражения лица и кустистых бровей, от нахмуривания делавшихся еще кустистее. Кто знает, кем был окрестивший парня шутник. Или это у него не второе имя? Хотя, если обратить внимание на чересчур вежливое, даже почтительное обращение Тимофея, можно предположить, что этот парень и впрямь не последний человек в местной общине.

— Дык, кто знат?! Вродь жрач, да пара бегунишек с ним, а можа и топтун зелёный. К нам чешут. И чегой им надоть, вродь печи да очаги потушены, ни дымочка, ни искорки. Да и ветрище от них на нас, никак им нас тута не учуять. Но чешут напрямки на посёлок, по сторонам не вертают. Чудно как-то… — вояка стоял, глядя на медленно приближающихся одержимых, задумчиво теребя тетиву не натянутого самострела, лежащего на сгибе локтя. На поясе виднелись торчащие из колчана болты.

— И впрямь чудно, давешние тожить сдалека к нам топали, тожить не вертались, будто знали про нас. — юный лучник нахмурил брови, пожевал губами, видимо, поведение одержимых и ему казалось подозрительным. — А чегой баб с ребятней наверх отправили?

— Дык, сам чтоль недопетришь?! Одержимыя тама, вот и отправили сюды, поберечься.

— Тута у нас, за стенами?

— Дык, знамо дело, за стенами. Оне с южной стороны причесали, топтун матерый, да два жрача… Крестника моего, Митрошку косого разорвали, паскуды этакие… — последние слова парнишка проговорил, сморщив лицо и заскрипев зубами. Из уголка зажмуренного на мгновение глаза, по красной, обветренной щеке соскользнула слеза. Стекла на подбородок, запутавшись в короткой бороденке.

А я вдруг вспомнил слова Настасьи, о дозорных, что нашли меня, бессознательного, мокрого, замерзающего на берегу реки. Их имена были — дед Василий и Митрошка косой. На тот момент я подумал, что они наверняка родственники: дед и внук, отправляющиеся вместе в дозор. В чем-то я был прав, некая степень родства все же присутствовала, пускай и не кровная — крестный и крестник. Но то, что крестный, этот дед Василий, окажется молодым пареньком, мне бы никогда и в голову не пришло. Хотя, разве можно о подобном догадаться заранее?! Помнится, я еще хотел при встрече поблагодарить их за спасение, но сейчас это явно будет не к месту.

— Да как жешь так?! Так чегой, жив он? — от услышанного Тимофей растерялся. Раньше он выглядел серьезным, уверенным в себе юнцом. Но, услышав о возможной гибели крестника деда Василия, даже в голосе изменился.

— Дык, какой там… — лишившийся крестника парнишка горестно покачал головой, следующие слова давались ему с явным трудом. Он делал паузы, скрипел зубами, сжимая арбалетное ложе побелевшими от напряжения пальцами. — Оне есче и Игната порвали наглухо… и Фильку тожить того… Нет их теперича, не убереглись за родными стенами!

— Всех?! Не выжил никто?! Мож брешут, кто видел-то? — на Тимофея жалко было смотреть. Словно стержень, что поддерживал его тело прямо, вынули, и отбросили в сторону. Куда-то вдаль, где он остался лежать рядом с погибшими товарищами. Плечи его опустились, руки повисли, лицо побелело, подбородок дрожал.

— Дык, я сам и видел, сам и ходил. С Бородой, да с Ловкачом, сам третий. Сам энтих одержимых добивал, да потрошил. Их двое осталось, топтун да жрач подраненный, одного жрача Игнат с Митрошкой угомонили все ж. — Дед Василий справился со своими чувствами или, скорее всего, сделал вид, что справился. Только продолжал тискать арбалет, словно хотел сломать его, да дышал шумно, через нос. — Борода по скорому следы глянул, сказал, что твари врасплох их застали, прям на стене с двух сторон подошли, паскуды… Пока оне одного жрача угоманивали, иньшие сзаду накинулися… А Фильку вестовым к ним засылали еще до того. Он видать, поспешал, не берегся, попался на глаза тварям, хотел убежать, да разве убежишь от такого, за ним топтун побег… Мы как пошли, на его и наткнулися, недалече от отцовой кузницы его топтун рвал, уж весь бок разгрыз. Мы топтуна враз упокоили, и жрача тожить, он следом бег, отстал маленько, а Филька живой ещё был… Он кричал сильно, очень умирать не хотел, и батьку свово звал… Была б Тайка здеся, мож бы и выжил малец…

После услышанного, Тимофей осел на застеленную грубо обработанными досками площадку. Прямо как стоял, разом плюхнулся на пятую точку. Закрыл лицо руками и замотал головой, словно не желая верить в только