что, во-первых, такой штукой можно было как колоть, так и рубить, а во-вторых, топорики не давали острию погружаться слишком глубоко, исключая вероятность застревания клинка в ране.

Если мне не изменяла странным образом работающая память, такая штука именовалась протазаном. Но припомнить, чтобы его использовали у нас в средневековой Руси, почему-то не смог. Оружие было явно нелегкое и длинноватое для роста и комплекции девчушки, не отличающейся излишней атлетичностью. К этому прибавить состоявший явно не из картона щит, да и кольчуга, хоть её вес и был распределён по телу, легкости явно не прибавляла. Как она вообще таскает эту тяжесть?! Но главным вопросом для меня было, почему эта егоза вообще обрядилась в костюм воительницы?

Остальные девочки, девушки и женщины благополучно стояли в стороне, под защитой хмурого паренька-деда. Одеты они были по будничной средневековой моде, никаких деталей доспехов или смертоубийственных железок в руках не было видно не у одной из них.

Может, призыв слабого пола на службу в вооруженные силы имел здесь место в добровольном порядке?! Если так, то неудивительно, что такая непоседа, как Настасья, воспользовалась подобным вариантом при первой удобной возможности. Я, конечно, знаю ее совсем недавно, да и знакомство то состояло лишь из единичной беседы. Но, не нужно много времени, чтобы понять одну простую истину. Этот, лучащийся, казалось бы, неисчерпаемым запасом энергии человечек, в подобной ситуации непременно найдет возможность поучаствовать в происходящем. Причём, постарается оказаться как можно ближе к эпицентру событий.

Кстати, спутница Настасьи, черноволосая девица с резковатыми чертами лица, при ближайшем рассматривании оказавшаяся все же постарше года этак на три-четыре, была экипирована не менее воинственно. Только вместо протазана с щитом, ее руки были заняты коротким луком и парой стрел. Я тут же вспомнил, как таким же образом поступал бородокосый, видимо девушка была ученицей моего крестного. Остальные стрелы торчали из небольшого колчанчика, висевшего за спиной юной воительницы.

Поздоровавшись, девчушки замерли, они явно не ожидали нас здесь встретить. Но заминка длилась лишь мгновение, по истечении которого, Настасья с радостным визгом бросилась ко мне. На бегу она раскинула руки в стороны, при этом не выпуская из рук ни щит, ни протазан. Итогом этого непонятного действия было заключение меня в объятия, с болезненным соударением вышеупомянутых предметов и моей спины.

На боль я даже внимания не обратил, настолько неожиданным для меня оказалась произошедшее. Что это на нее нашло? Может и впрямь, в моих рассуждениях по поводу родственных отношений с девчушкой, был смысл?! И пока я соревновался в скорости бега с одержимым, Настасья выяснила, что я являюсь ее отцом или дядей и вуаля — счастливое окончание трогательной истории о разлуке. Наполненная радостью, финальная встреча близких, объятия, слезы, титры и аплодисменты.

Но ни слез, не аплодисментов слышно не было. Лишь полные недоумения взгляды находящихся рядом людей. Я бы и сам на их месте недоумевал. Наверняка все присутствующие, включая женщин и детей, в курсе, кто я такой и откуда взялся. Только появился в посёлке и уже с местными девчушками обнимаюсь, неизвестно, как окружающие на подобное отреагируют. Оглядывая удивленно уставившихся окружающих, заметил снова изменившего своей серьезной мине Деда Василия. Его хмурое лицо удивленно разгладилось, кусты бровей потеряли пышность и улеглись, словно пригнутые сильным ветром. Он даже выронил болт, который до этого собирался положить на полку самострела.

Чтобы не выглядеть совсем уж идиотом, я слегка приобнял девчушку, приложившую голову у меня на груди. Некрупные кольца кольчужного капюшона неприятно давили сквозь ткань рубахи, жесткий край щита, по-прежнему остававшегося на руке Настасьи, уперся в поясницу. Но эти мелочи меня уже не волновали.

Обнимая весело смеющуюся девчушку, я вдруг почувствовал спокойствие и умиротворение. Ощущение было такое, будто держишь в объятиях и впрямь близкого человека. Будто наконец, встретился с ним, после долгой разлуки, непрерывных поисков, но сейчас все невзгоды позади, родные снова вместе, а дальше лишь тихое семейное счастье. И если поначалу такие мысли показались глупой шуткой. Теперь, после того, как прочувствовал нахлынувшие во время объятий ощущения, осознал, что все это действительно несёт какой-то смысл, пускай и не столь явный. Теперь не было неловкости перед уставившимися на происходящее окружающими, если оно где-то и осталось, то было напрочь заслонено чувством всеобъемлющей гармонии и счастья.

— Дядька Пустой, я уж думала, нету в живых вас! Хорошо, что живой вы! — Настасья убрала приятно обвивавшие меня руки, отступая на шаг назад, заулыбалась радостно. Пришлось тоже снять с её плеч ладони, хотя делать этого совершенно не хотелось. Казалось, ещё немного постоять вот так вдвоём и получится понять что-то важное, что-то, имевшее раньше большое значение, что-то из прошлой жизни…

Но объятия прервались и то чувство гармонии, скрывающее в себе какую-то тайну, исчезло вместе с ними. Конечно, можно было попросить еще раз обняться, но это будет уже слишком. Особенно на глазах у такого количества местных, они и так смотрели на происходящее с непониманием. Но если поведение бросившейся обниматься с незнакомцем егозы ещё можно объяснить девчоночьими чудачествами и избытком энергии. То аналогичный жест со стороны незнакомца может быть понят присутствующими совсем неправильно.

Да и бесполезно это уже. Каким-то внутренним чувством я осознавал, что повторные объятия не дадут такого же эффекта. Для того, чтобы та тонкая нить к прошлому проявилась, необходимо было сложится каким-то внутренним настройкам с внешними ощущениями, совпасть в определенный момент и строго определенным образом. Есть ли вообще возможность повторить и нащупать эту нить снова, неизвестно.

— Всё хорошо, Настасья, всё хорошо! — я смотрел на ясное веснушчатое личико, обрамленное рыжими прядками, едва выглядывающими из-под платка. Кольчужный капюшон, покрывающий голову поверх платка, выглядел нелепой рамкой для портрета, изображающего ее улыбающуюся милую мордашку. Глядя на нее, я и сам не сдержал улыбки. — а когда ты узнать успела, что меня Пустым окрестили?

— Ой, так от дяденьки Прохора, конечно. Мы ведь с самого начала, как только в колокол звонить стали, об напасти весть неся по округе, все вместе собралися, баб с детишками под охраной воев подалече от опасности увели. Как первые одержимые под стены подобралися, дяденька Прохор отправил ещё по человеку на усиленье дозоров, а сам обороною начал командовать. Во всей той суматохе про вас и позабыли. А когда уж с первыми подступившимися стаями управилися, заслышали недалече урчанье сильного одержимого, да ваши крики с той же самой стороны тоже слышимые. Я ваш голос сразу узнала! Поначалу не хотел никто к вам на помочь отправится, потому как боялися уменьшить и так