Я пару секунд подумал.

— Пожалуй, вы правы — не будут! Но вы бы хоть детей приняли — там ведь жизнь несладкая! Я колбасу и сахар впервые попробовал лет пять назад. Не считая детских лет, понятно!

— Да мы и сами над этим думали… — обреченно махнул рукой Тихий. — И сейчас думаем… Однако даже самым маленьким деткам в Пионерии мозги уже промыли! Помнишь, в каком возрасте у вас в октябрята записывали?

Я помнил. И еще я помнил, что в Пионерской республике, как в Спарте, — в двенадцать-тринадцать лет мальчики и девочки уже опытные бойцы, привыкшие к крови. И что будет, если на Югороссию разом обрушится сотня тысяч таких волчат, — хорошо представлял.

— Так вы здесь решили форпост на путях возможной миграции пионеров поставить? — догадался я.

Тихий посмотрел на меня с уважением и молча кивнул.

А что? Очень удобно: Электрогорск будет использоваться как постоянная база некоего заградотряда, вернее, передового дозора. Ведь земли здесь большой воинский контингент не прокормят, а возить топливо и продовольствие с юга — задача нетривиальная. Слишком велико расстояние.

А так… Южане фактически привязывают к одному месту большую группу бредунов, которые потом годами будут отрабатывать оказанную при штурме помощь, патрулируя окрестности на большом удалении. Имея десять тысяч бойцов и мехтягу, можно перекрыть постами полтысячи километров.

— Ну как? Ты с нами? Или по старой памяти захочешь предупредить своих? — заглядывая мне в глаза, спросил Тихий. — В принципе мы выиграем от обоих вариантов. Останешься — получим хорошего бойца и командира, мне Громов уже доложил, что ты неплохо командовал. Решишь уйти — предупредишь пионеров, что мы настороже, и, возможно, они от своей затеи откажутся. А нам это только на руку — меньше крови.

— Я подумаю! — серьезно сказал я. — А пока у меня есть еще одно незаконченное дело…

Отвернувшись от Тихого, я пошел на кладбище. Здесь сейчас было настоящее столпотворение. Недорезанные горожане хоронили своих, и рядом рыли братские могилы их обидчики-бредуны. Южане не спешили — похороны бойцов бригады были назначены на завтрашнее утро. Я, мельком глянув на свежие могильные холмики, прошел в глубину территории. Старое кладбище, на удивление, было большим и ухоженным. Навскидку здесь лежало тысячи три…

Бесцельно побродив среди крестов и надгробий, я заметил на дальнем конце знакомые фигуры и подошел. Здесь отдавали последние почести погибшим солдатики сил самообороны. Предав тела товарищей земле, уцелевшие мальчишки неумело построились в коротенькую (их осталось всего два десятка) шеренгу и дали нестройный залп. Постояв еще несколько минут, ребята стали расходиться.

Я подошел к Панкратову и попросил его найти могилу полковника Истомина. Понятно, что она должна была быть в самой старой части кладбища, но точного места Василий не знал, поэтому мы проблуждали минут двадцать. И потратили бы еще столько же, если бы не присоединившаяся к нам Катя. Оказалось, что полковник Истомин для нее — герой и она регулярно возлагала на его могилу цветы.

Надо было видеть Катины глаза, когда я, почтив память Истомина минутой молчания, отсчитал от его надгробия десять шагов и стал счищать землю с плиты чьей-то запущенной могилы. Наконец мои усилия увенчались успехом: открылась надпись. Именно то, что я ожидал. «Петр Петров». Всего два слова. Ни дат жизни и смерти, ни эпитафий.

— Вася! А ну-ка, помоги! — скомандовал я Панкратову и, взявшись за край плиты, попытался сдвинуть ее в сторону.

— Что вы делаете?! — Катя в шоке от увиденного кощунства, попыталась оттащить меня за рукав. Я отмахнулся. Ее брат уже бросился мне на подмогу.

Наши усилия быстро увенчались успехом — собственно, плиту держала только скопившаяся по краям земля. Под плитой открылась глубокая яма — три вкопанных бетонных колодезных кольца. А вот на ее дне… На дне ямы виднелась крышка люка с кремальерой.

— Что это? — в один голос вскричали Панкратовы.

— Это, друзья, прямая дорога в подземную Москву! — ответил я. — Помните на складе заваленный тоннель? Так вот за этим люком колодец аварийного выхода, который начинается за завалом!

— А что там, в Москве? — спросил Василий.

— Есть там у меня одно дельце… — задумчиво сказал я, решая, стоит ли продолжить. Соблазню сейчас этих… детей на опасный поход. А с другой стороны: где сейчас легко? Да и без помощников мне гораздо сложнее будет.

— У вас есть в Москве дельце? Ух ты! — восхитилась Катя. — А какое?

— Да есть там в одном «ящике» некое устройство, именуемое «Изделие 712-24», — неопределенно пояснил я.

— В ящике? — удивился Вася.

— Так до Тьмы называли закрытые НИИ, разрабатывающие военную технику. Впрочем, так же называли и производящие ее заводы. Почему именно «ящиком» — не знаю.

— А что такое НИИ? — спросила Катя.

— Научно-исследовательский институт. И, предваряя ваш следующий вопрос — я не знаю точно, что такое «Изделие 712-24». Мне говорили — это типа волновой пушки. Очень страшная штука. Узнал я про нее от одного из соратников самого Деда Афгана, он в свое время военпредом в том «ящике» работал. Он и рассказал, что успешные испытания прошли перед самой Тьмой — чуть ли не за месяц до начала. Прототип после испытаний поставили на консервацию и приступили к разработке серийного образца.

— А можно мы с вами? — робко спросила Катя. Лейтенант подтверждающе кивнул, обозначая и свою заявку на участие в походе.

— Хорошо, — после минутного раздумья сказал я. — Но слушать меня как господа бога!

На следующий день я отыскал полковника Тихого в уцелевшем здании полицейского участка, который южане заняли под контрразведку, и попросил уделить пару минут для разговора. Тихий, занятый фильтрацией бредунов (непримиримых быстренько прислоняли к стенке, а из остальных формировали подразделения), неохотно согласился. Мы вышли в коридор и уселись на подоконник.

— Я уже знаю, что ты хочешь сказать! — сам начал полковник. — Будешь об отставке просить?

— Да, Александр Сергеевич! — не стал спорить я. — Ну сам подумай: какой из меня строевой офицер? Я ведь по образованию, да и по натуре партизан. И кто, скажи на милость, в руководстве Югороссии утвердит командиром штурмовой роты непонятного приблудного типа, да еще и смертельно больного? Это здесь генерал Белоусов — царь, бог и воинский начальник, а на юге?

— Ты прав, Боря! — кивнул Тихий. — Но так мы пока отсюда обратно не собираемся…

— Это понятно! — сказал я. — Вы теперь тут лагерем надолго встанете. Ну и мне-то жить осталось всего полгода, а то и меньше. А родной город повидать хочется. И еще… Ты уж извини меня, Сергеич… Я не желаю ловить своих бывших соратников!

В ответ на это заявление Тихий промолчал, только мрачно зыркнул на меня из-под насупленных бровей. Отвернувшись, он стал смотреть, как два здоровенных спецназовца тащат по коридору не менее здоровенного бредуна. Подумав пару минут, полковник повернулся ко мне и негромко сказал: