некоторых были довольно крупные, измерявшиеся тысячами квадратных метров. Отдельные многоэтажные дома целиком и полностью принадлежали одному хозяину. Другому — сразу несколько одно-двух-этажных домов. Короче говоря, на одну ренту можно было бы жить припеваючи. Сами хозяева во многих случаях ютились где-нибудь в скромной малометражной квартирке в районе Ухиндини, единственным украшением которой служила солидная чековая книжка, а свои дома, скажем, на Ойстер-Бэй они видели не чаще чем раз в неделю, приезжая по воскресеньям на берег океана подышать свежим воздухом. Что поделать? Таковы неумолимые законы бизнеса: содержание виллы на берегу океана связано с довольно значительными расходами, если в ней живешь сам, но если там живут другие, неважно кто, и платят за это бешеную ренту, оформленную как взносы за мнимую покупку в рассрочку, то через три-четыре года расходы на строительство полностью окупаются.

Так размножались особняки в районе Ойстер-Бэй, и этот «бизнес» стал одним из видов наиболее выгодного вложения капитала в Дар-эс-Саламе еще в колониальные времена. Отсутствие крупных промышленных пред-130 приятии, монополизация производства экспортных сельскохозяйственных культур в руках европейцев толкали на этот путь в основном буржуазные элементы среди лиц индо-пакистанского происхождения, которые, занимаясь торговлей, сколачивали определенный капиталец, и часть его вкладывали в строительство доходных домов.

Постепенно домовладельцы-рантье стали не только стричь купоны, но и диктовать свои условия. У них появились вассалы — шустрые, пронырливые брокеры, у которых тоже кое-что откладывалось на счет в банке. Сдается дом — с хозяина мзда и с жильца магарыч размером в месячную, а то и двухмесячную ренту.

В мае 1971 г. кенийская газета «Дейли нейшн» под рубрикой «О чем писалось десять лет назад» вспомнила о том спекулятивно-домостроительном буме, который царил в Дар-эс-Саламе накануне независимости. Дельцы пытались скупить как можно больше земельных участков у берегов океана, чтобы потом вместе с вновь построенными домами продать втридорога под будущие иностранные посольства, миссии, резиденции.

Я знаю всех брокеров Дар-эс-Салама. Только с одним из них, мистером Говой, не познакомился лично, хоть и говорил несколько раз по телефону. Его убили в кустах при каких-то, так до конца и не выясненных обстоятельствах-вытащили из собственного автомобиля и проломили затылок. Когда труп был обнаружен, мотор машины еще работал… Прочитав в газете короткое сообщение об этом инциденте, я подумал: «Кажется, я его все-таки видел».

Как-то в одном ювелирном магазине я попросил показать мне настоящий танзанит — драгоценный камень лилового цвета, который в хорошей огранке ценится наравне с сапфиром и даже бриллиантом. Любопытно было поглядеть на этот камень, представляющий собой большую редкость и получивший название по имени страны, где он добывается. Хозяин магазина сказал, что танзанита у него нет и, видимо, решив похвастаться и, так сказать, поддержать фирму, вытащил из сейфа большой бриллиант желтоватой воды.

— Всего двадцать тысяч фунтов, — сказал он с неподдельной гордостью. — Правда, его уже купили.

Я для приличия повертел камушек в руках, сказал «спасибо» и направился к выходу. В это время в магазин вошел покупатель. Хозяин бросился к нему навстречу с подобострастной улыбочкой:

— Добрый вечер, мистер Гова! Вот и ваш бриллиант!

Мне было интересно, кто же покупает такие вещи. Но я успел увидеть только затылок. Возможно, тот самый…

Кстати, настоящим танзанитом я полюбовался через несколько месяцев в Додоме. Мне показал его руководитель группы советских геологов в Танзании А. Г. Новиков: голубовато-лиловый, искрящийся огонек в куске породы.

Когда полиция обнаружила труп Говы, в кармане его брюк оказалось около шестисот шиллингов наличными. Убийц не привлекла эта сумма. Видимо, дело было в чем-то другом.

Знакомство с брокерами не оставило в памяти ничего особо интересного, если не считать, что оно помогло встретиться с теми жителями Дар-эс-Салама, с которыми в иной обстановке вроде и говорить было бы не о чем. Тем не менее эти встречи по-своему примечательны: они помогли мне узнать кое-что новое о социальной структуре Дар-эс-Салама.

Как-то раз мне позвонили из посольства и сказали, что меня разыскивают два африканца. Их имена были мне неизвестны. Передали, что они якобы хотят помочь мне в поисках квартиры и имеют одно предложение на сей счет. Они пытались найти меня в городе, но не сумели, поэтому и обратились в посольство. Действительно, отыскать меня было трудновато: как заправский гангстер, уходящий от преследования полиции, я чуть ли не каждую неделю менял адрес. То отель, то комнатушка в общей квартире при посольстве, то… Когда позвонили, я жил временно в квартире у советника посольства чехословацких друзей. Квартира пустовала, и друзья любезно предоставили ее мне до приезда замены: на месяц ли, на два — никто не знал. Такой вариант меня вполне устраивал.

На следующий день я встретился с искавшими меня африканцами. Они представились как «первые африканские брокеры» в Дар-эс-Саламе.

— Вы, конечно, знаете мистера Чату?

— Знаю.

Последовало несколько довольно крепких эпитетов, метафор и вполне понятных гипербол по поводу того, что «азиаты» монополизировали брокерский бизнес в Дар-эс-Саламе. Чату — один из них. И наконец, довольно неожиданное завершение:

— Вы, мистер, как представитель социалистической страны должны помочь нам разделаться с этим…

Я вспомнил Найроби, Джамаля и Прайса и сказал, что «это» не входит в мои обязанности.

— Это ваши внутренние дела. А мне нужна жилплощадь, дом или квартира, и я слышал, что уважаемые джентльмены собирались помочь мне, а вовсе не рассчитывали на какую-то мою помощь!

— Да, у нас есть предложение. Мы знаем, что вы ведете переговоры с Чату о доме бваны[11] К., расположенном на Ойстер-Бэй. Так ли?

— Так.

— Мы, а не Чату, являемся непосредственными представителями бваны К.

— Но мистер Чату показывал мне письмо с полномочиями, подписанное лично бваной К…

— Чату заморочил ему голову, и бвана К. больше не хочет иметь с ним дело. Вот этот мистер (один показывает на другого) его родственник, племянник. Если хотите, привезем сюда самого бвану К. Кстати, он любит русскую водку. У вас есть водка?

Я встретился с хозяином дома. Это было интересно, так как брокеры обычно тщательно оберегают эту категорию лиц от непосредственного общения с клиентами. Оказалось, что бвана К., в прошлом ответственный государственный служащий, несколько лет назад был уволен и перешел в сферу частного бизнеса. Его дом, построенный на государственные средства, на невыплаченную ссуду, находился под закладом и поэтому, по местным законам, не мог быть сдан в аренду. Продавать его бване К. было «жалко», а против незаконного варианта, предложенного «первыми брокерами»,1—выплаты ренты, весьма солидной, да еще за два года вперед, не нашлось возражений ни у кого, кроме меня. На этом закончились переговоры