по бескрайнему небу. Когда в самолет бьет невидимая волна, пилоты понимают: недавно здесь пролетал другой самолет. «Кто-то здесь уже был» – говорим мы в таких случаях, показывая в небо. (Кстати, этим кем-то можем оказаться и мы сами. Отрабатывая повороты на маленьком самолете, особенно приятно ощутить удар собственного инверсионного следа – значит, круг в горизонтальной плоскости удался.) Воздух, который вы выдыхаете, сидя в салоне, самолет тоже выдыхает из себя. След вашего дыхания несется за вами по всему миру.

Воздух можно представить и по-иному – в виде гигантского шара. Тут мне сразу вспоминаются снимки Земли из космоса. Вообразите сияющую голубую оболочку маленькой планеты, обнимающую все ее моря и горы. Вот она, атмосфера, мы можем двигаться сквозь нее, можем даже видеть ее иногда, а значит, она – нечто, но никак не ничто. И это атмосферное объятие тоже говорит нам: все мы дышим общим воздухом – люди, животные, растения, моря и вулканы. Именно о такой всеобщности писал Уитмен в «Песни о себе». Этот образ напоминает нам, что мы живем на земле – и в атмосфере, внутри сияющего воздушного мира, обволакивающего камень и воду.

А еще воздух – это глубина. И здесь нам снова поможет сравнение с водой. В 1644 году Эванджелиста Торричелли, изобретатель барометра, прекрасно писал об этом: «Noi viviamo sommersi nel fondo d’un pelago d’aria» – «Мы живем на дне бескрайнего воздушного океана». Несколько столетий спустя, Ральф Уолдо Эмерсон в своем эссе «Природа» тоже упоминал «океан воздуха над головой» и «навес из клонящихся к земле облаков»[10]. В аэропортах метеосводки называют «сводками с поверхности», имея в виду последние известия о погоде на поверхности дна мирового воздушного океана.

Если вы приставите к губам пустую пластиковую бутылку и сделаете вдох, бутылка сомнется. И вовсе не потому, что у вас такие мощные легкие – вы просто вытянете из бутылки воздух, что позволял ей сопротивляться окружающей среде. Снаружи и изнутри на пластиковые стенки напирают два борца сумо – внутреннее и внешнее давление – и не дают бутылке потерять форму. Если внутренний борец покинет ринг, пластиковая емкость просто сомнет сама себя. Бутылка минералки, которую я открою высоко в небе, при приземлении сомнется точно так же, как если бы я погрузил ее на дно океана. Воздушное море давит на нас всей своей небесной тяжестью, как океан давит на глубоководных рыб. Мы прогуливаемся по дну воздушного океана, даже не подозревая о его существовании, как юные рыбки Дэвида Уоллеса. Но иногда мы поднимаемся на борт самолета и улетаем-уплываем наверх.

Что сказать о глубине воздуха? Я летал над Лондоном в Ночь Гая Фокса и пересекал Соединенные Штаты четвертого июля. Честное слово, все наши фейерверки не задевают даже краешка атмосферы. Самые роскошные «люстры» из кабины кажутся не больше пятицентовой монетки на дне бассейна. Маленькие «огненные цветочки» – так японцы называют фейерверки – далеко-далеко внизу.

Когда мы пролетаем на большой высоте над радиомаяком, навигационные приборы показывают, что расстояние между нами равно нулю. Но если мы выведем на экран исходные данные о расстоянии, то увидим, что находимся в шести-семи милях от маяка. От него – в смысле над ним. Представьте себе, что вы плывете по морю и из его глубин к вам пробивается размытый свет какого-то гигантского подводного фонаря. Крейсерская высота авиалайнера почти равна глубине Бездны Челленджера – глубочайшей точки Мирового океана.

Что такое семь миль? Пешком их можно одолеть за пару часов, на машине, на скорости шестьдесят миль в час, – за семь минут. Это расстояние отделяет пилота, пролетающего над маяком, от земли. Вроде бы воздух, ничего больше – но как его много!

Поближе познакомиться с воздухом можно, ощутив на себе его силу. Жаркий летний день. Я включаю музыку погромче и высовываю руку из окна машины. Стоит шевельнуть ладонью, и вся рука тут же резко уходит вверх или опускается. Моей рукой движет воздух, она работает у него крылом. Если развернуть ладонь вперед, то руку просто оттолкнет назад, как неудачно поставленное весло в водной стремнине.

Из задней части пассажирского салона самолета можно видеть рули крена – подвижные панели на задней части крыльев. Они опускаются или поднимаются на каждом повороте в воздухе. Их еще называют элеронами – «маленькими крыльями». Придумал их английский философ и изобретатель Мэттью Бол-тон. (Этот на многие годы опередивший свое время патент, опубликованный в 1868 году, назывался «Принципы передвижения по воздуху и тому подобное».) Что же происходит, когда на одном крыле элерон поднят вверх, а на другом опущен? Если попробовать объяснить совсем по-простому (в реальности, особенно на современных, напичканных всевозможной электроникой самолетах, все куда сложнее), то опущенный элерон направляет воздух вниз, заставляя крыло подняться вверх. И наоборот, крыло, на котором элерон поднят, опустится. Одно крыло вниз, другое вверх. Это и есть вираж – одна из составляющих поворота.

Вообразите себе велосипед или автомобиль, которыми можно управлять простым изменением наклона вытянутых в стороны рук – «ветру руки выкрутив» и «бок ему пронзив», как сказал поэт Харт Крейн («О гонка новая, замыслена меж звезд!»). Зрелище воздушного судна, входящего в вираж – крыло и весь мир выполняют изящный поворот, повинуясь легчайшему движению скромного механизма, – пилотам больших пассажирских лайнеров недоступно. А жаль, ведь это одно из самых великолепных проявлений незримой силы воздуха.

Ирония полета – особенно современного высокотехнологичного, высокоскоростного полета – заключается в том, что самолет, воздух для которого значит даже больше, чем вода для корабля, летает там, где этого самого воздуха кот наплакал. Как совершенно справедливо предупреждают нас борцы за чистоту окружающей среды, атмосфера – не более чем тонкая пленочка. Если мы представим себе яблоко размером с нашу планету, атмосферный слой Земли окажется тоньше его кожуры. И вот что еще удивительнее: в пределах этой пленочки воздух распределен крайне неравномерно. В отличие от воды, он плохо поддается сжатию – и скапливается на дне атмосферного океана. Его тянет вниз его собственная тяжесть.

Давайте снова взглянем на снимки Земли из космоса. Диаметр нашей планеты составляет около восьми тысяч миль. Если вы забрались на высоту три с половиной мили – это примерно половина крейсерской высоты авиалайнера – вы, считай, и не поднимались над земной поверхностью. Но даже в этой точке большая часть земного воздуха уже будет находиться под вами. Здесь еще можно дышать самостоятельно, хоть и не без труда – большинство восхождений на Килиманджаро (ее высота – около четырех миль) выполняется без кислородных