Низкий беленый потолок, по стенам ковры. Пол дощатый, крашеный коричневой краской. Сервант с дешевой хрустальной посудой. Убого? Нет. Мне было уютно, как в детстве. Кружка с горячим чаем грела руки. Так бы и сидел тут. Аня повернула ко мне голову:

– Хорошо, правда?

Я молча кивнул. Еще как хорошо! Пламя мягко освящало лицо Ани. Она задумчиво улыбалась. Интересно, о чем она сейчас думает? Вряд ли обо мне…

– Аня, – позвал ее тихонько.

Она ответила не сразу:

– Что?

– О чем задумалась?

Она повернулась ко мне и лучезарно улыбнулась:

– Да ни о чем. Просто мне хорошо. Что мы здесь, что ты рядом. Даже объяснить не могу, о чем думаю.

Наверное, это и есть умение радоваться мелочам. Аня вынула из коробки, стоящей рядом с ней на полу печенье и протянула мне. Я взял ее руку. Осторожно откусил кусочек печенья. Густые ресницы Ани вздрогнули, она подняла на меня глаза и снова улыбнулась.

В этом не было ничего эротичного, чувственного. Просто добрый и ласковый взгляд. Но что-то снова сладко защемило у меня в груди. Никогда ничего подобного я раньше не чувствовал. Мне захотелось обнять ее и защитить от всех невзгод на свете. Заботиться об этой девочке. Любить ее? Что значит любить? Уж точно не переспать пару раз. Я отогнал странные мысли. Сейчас философия ни к чему. Мне тоже просто хорошо, и все…

– Расскажи о себе, – попросила Аня.

– Ладно, – этого следовало ожидать. Рано или поздно Аня захотела бы узнать обо мне больше. Ну, тогда пусть и о себе расскажет. – А потом ты, – поставил я условие. – Идет?

– Идет.

– У меня хорошая обычная семья – мама, папа. Я единственный ребенок. Поэтому жуткий эгоист. Отец историк, искусствовед. Мама – ботаник. В прямом смысле. Преподавала в гимназии, теперь предприниматель. У нее цветочный магазин. Я окончил истфак в универе. Но понял, что это не мое. Потом учился в экономе. Пока ищу себя, стараюсь жить самостоятельно и не сидеть на шее у родителей.

Надо же, почти не наврал! Ну, я и правда, еще в поиске. И живу отдельно от предков.

Аня тоже рассказала мне о себе. У нее все сложно. Мать и отчим, сводный брат и полное непонимание и неприятие ее стремлений в семье. Повезло с наследством и она, не задумываясь, сбежала от родственников в Питер. Молодец она, решительная!

Мы просидели у печки допоздна. Почти не говорили, пили чай с медом, доедали Ирины пироги. Надо будет купить такой вот домик в деревне. Не особняк в закрытом поселке, а именно такой, маленький и уютный. И приезжать на выходные отдыхать от суеты.

Утром Ирина вручила мне лопату, и я пошел чистить снег, который нападал за ночь. Я невольно зажмурился от яркого и холодного солнечного света. Синее, как бирюза небо. Бездонное и высокое. Такое в городе не увидишь. Столбы дыма поднимаются из печных труб. Все, как и положено, ведь на улице легкий морозец.

Вот уж точно, как в сказке. Намело высоченные пушистые и белоснежные сугробы. Они искрились и вспыхивали тысячами бриллиантов. Видимо, последние морозы. До весны уже недалеко.

Легко справился с поставленной задачей. На кухне меня ждал очередной горячий пирог и вкусный липовый чай. Ничуть не хуже моего любимого английского.

После завтрака Света показала свои картинки. Яркая акварель и гуашь. По-детски наивно, но, однозначно, в этом что-то есть. Света с гордостью указала на грамоты, висевшие в рамках над ее столом.

– Я люблю рисовать. Скоро в городе выставка детских художественных студий. Принимают работы маслом. Хочу тоже попробовать, как Аня. Она мне свои краски отдает, но нужны и других цветов. А еще специальные кисти, и палитра, и лак для картин. Вообще много всего. И мольберт надо настоящий. Этот дядя Петя сделал, сосед. Хороший, но не слишком удобный, – выложила мне все начистоту Светка. – А ты можешь мне его слегка подправить? Он кривой немного…

Я благоразумно отказался. Сейчас мольберт слегка кривой, а после моего вмешательства может вообще перестать существовать. Аня метнула на меня короткий взгляд и печально вынесла свой вердикт:

– Косорукий он, Света… Лучше не надо.

Странно, но я не обиделся. Тем более что это сущая правда.

Домой мы возвращались уже затемно. Тот же ледяной автобус отвез нас на станцию. В электричке теперь яблоку было негде упасть. Люди после выходных ехали в Питер – завтра начало рабочей недели.

А ночью я понял, что простудился и заболел.

* * *

Проснулся от того, что меня сильно знобило. Суставы ломило, голова раскалывалась, как после знойной вечеринки в клубе. Через некоторое время мне стало очень жарко. Я давно не простужался. Поэтому не знал, что делать и как с этим бороться в таких условиях. Можно, конечно, поехать домой и вызвать своего врача. Но я же не слабак. Должен справиться сам. Ведь люди постоянно болеют, и ничего, живут потом долго и счастливо.

Поплелся на кухню сделать себе горячего чая. Из-под Аниной двери пробивалась тонкая полоска света. Она еще не спала, работала. Я заглянул к ней и попросил аспирин.

Аня всполошилась, заставила вернуться в постель. Я проглотил таблетку и закутался в одеяло. Жар прошел, но заболело горло и меня начал душить кашель. Только этого не хватало! Аня поила меня горячим молоком с медом и очень переживала. Насыпала в носки сухой горчицы и приказала надеть. Толк от этого вряд ли будет, но не стал спорить. Вот уж не думал, что какая-нибудь девушка будет так со мной носиться, когда я всего лишь простужусь.

Хотя, возможно, все намного серьезнее, чем я думал вначале. Мне очень плохо. Горло болит, температура шарашит, голова как чугунная. В глазах резь от яркого света. Ужасно. Может, вызвать своего врача? Сюда? Или уехать домой?

Или все-таки подождать до утра? Если не станет лучше, вызову скорую. И признаюсь во всем Ане. Надеюсь, она простит тяжело больного… Простит наш идиотский спор…

Я забылся сном. Или это был бред? В тягучей темноте ко мне приходили Криста, Даша, Влада… Еще какие-то девушки. Они все чего-то требовали от меня. Влада – денег, Криста – бурного секса, Даша читала какие-то странные стихи… Очевидно, современные. Они были без рифмы, и их смысл сводился к получению чувственных удовольствий любой ценой. Она совала мне под нос розовые таблетки и истерично смеялась. Ани среди них не было, и это злило. Я искал ее и не находил. Мне все время мешали, дергали, отвлекали.

Проснулся от настойчивого и громкого стука в дверь.

– Макс, открой, это врач, – голос Ани окончательно развеял сон. – Я вызвала утром участкового.

Да, я сегодня заспался. Утро давно кончилось и за окном уже день. С трудом добрался до двери – слабость валила с ног. Отодвинул шпингалет. На шута я заперся? Видимо, машинально.

На пороге стоял мужчина средних лет в синих бахилах и с небольшим чемоданчиком, будто из прошлого века. Аня оставила нас. Я назвал девичью фамилию матери – Клыков. Под ней меня знает и Аня, и остальные соседи. Врачу это было безразлично, документов он не спросил. Тем более что больничный мне не нужен. Я интересовал врача только как пациент.