В наших сердцах бились те же чувства, что бьются в сердцах загнанных диких животных.

— Они же сказали, что с ним все будет в порядке, — прошипел Питер. — Они же сказали, что с ним все будет в порядке.

— Тише, — очень громко сказал Пол.

— На самом деле он не умер, — сказал Питер. — Он просто притворяется. Он прокрался сюда, чтобы дождаться нас и разыграть.

И он пихнул Мэтью в плечо. Мэтью, разумеется, не отозвался. Мэтью больше не был Мэтью.

— Холодное, — сказал Питер.

— Он мертв, — сказал я. — Они нам врали.

— Зачем они врали? — спросил Питер, снова впадая в истерику. — Мы сделали что-то не так? Нас накажут? Это мы виноваты?

Я дернул Питера к себе и заткнул ему рот рукой. Пол схватил руки, которыми Питер бессмысленно размахивал.

— Надо выбираться отсюда, — сказал Пол.

Моей руке стало жарко от дыхания Питера и мокро от его слез. Он бешено дергал головой. Его глаза приклеились к мертвому телу Мэтью. Я принялся разворачивать Питера. Пол догадался, что я хочу сделать, и тоже стал подталкивать его.

— Удержишь? — спросил он.

— Конечно, — сказал я и зажал шею Питера в борцовский захват.

Пол подобрал с пола клеенку, накрыл тело Мэтью, и оно стало таким, каким мы его нашли.

Пол втолкнул ящик обратно в стальную стену. Дверца захлопнулась, и ящик растворился среди других ящиков. Но в других ящиках находились лишь мертвые люди, а в ящике Мэтью находился целый мертвый мир.

— Все в порядке? — спросил Пол.

— Все в порядке, — ответил я.

Питер еще немного подергался. Пол встал перед ним.

— Если мы тебя отпустим, ты будешь вести себя спокойно? — спросил он.

Питер попытался кивнуть.

— Если издашь хоть звук, — пригрозил я, — задушу.

Голова дернулась.

Я отпустил.

Он тяжело дышал, но молчал. Он был унижен. С минуту он постоял, согнувшись, упершись руками в колени. Когда он наконец поднял голову, я увидел на его лице красные отметины от моих пальцев.

— Простите, — сказал Питер.

Я дал ему немного пострадать, затем ответил:

— Ладно, все нормально.

— Я не виноват.

— Мы знаем, что ты не виноват, — согласился Пол. — Это они виноваты.

— Нам нужно выбираться, — сказал я. — Стойте здесь.

Я быстро обследовал коридор. Доктор в белых резиновых сапогах снова сидел за столом. Я поведал об этом остальным и добавил:

— Проверим, нет ли другого выхода.

Через десять минут стало ясно, что коридор, через который мы вошли, — это коридор, через который нам предстоит выйти. Я думал быстро-быстро и придумал блестящий план.

— Пол, — сказал я, — ты ведь лунатик?

Я точно знал, потому что однажды он продемонстрировал свои способности, когда остался у меня ночевать. Отец нашел его на первом этаже сидящим за кухонным столом и поедающим воображаемый завтрак воображаемыми ножом и вилкой.

— Ни за что, — сказал Пол. — А что такое?

Я изложил свой план. После некоторого сопротивления Пол согласился с ним. Он боялся, что у него будут неприятности. Я убедил его, что неприятностей будет гораздо больше, если застукают всех троих

Мы спрятались, а Пол, корча лунатика, побрел прямиком к столу доктора.

В какой-то момент нам показалось, что Пол так и прошагает прямо перед доктором, а тот его не заметит. Но доктор все же заметил и повел себя в точности как я и предвидел. Он не посмел будить лунатика. Вместо этого он проводил его до лифта. Мы с Питером крались за ними на безопасном расстоянии. Пол великолепно играл свою роль. Если бы я не знал, что он прикидывается, даже я бы поверил. Мы подождали, когда за Полом и доктором закроются двери лифта, после чего рванули к пожарной лестнице.

— Его накажут? — спросил Питер, его голос гулко отдавался в высоком лестничном колодце.

— Это больница, а не школа или дом, — ответил я. — В больнице людей не наказывают.

— Тогда почему ты боялся, что тебя поймают?

— Я не боялся. Я просто стремился избежать лишних осложнений.

— Не могу поверить, что Мэтью мертв. Слушай, а может, это кто-то другой и мы ошиблись?

Я совершенно точно знал, что мы не ошиблись. Зажав в захвате Питера, я увидел, как Пол быстро проверил имя на бирке. Он поднял на меня глаза и грустно покачал головой. (Мог бы этого и не делать: я видел, как он изменился. Он вдруг стал намного старше, намного суровее.)

— Это Мэтью, — сказал я. — Это точно он.

— Но почему? — спросил Питер.

— Не знаю, — ответил я. — Именно это я и намерен выяснить.

Прежде чем мы с Питером расстались, я еще разок схватил его за горло.

— Ты не должен никому говорить, что знаешь о смерти Мэтью. Нам нужно выяснить, как давно они нам лгут. Они не должны знать, что мы ходили на разведку.

Я посильнее сдавил шею Питера, чтобы убедиться, что он понял: если он не подчинится приказу, я заставлю его страдать — очень сильно и очень долго страдать.

— Можешь спросить их утром, все ли с ним в порядке. Ты бы именно так и поступил. Но если они ответят, что с ним все нормально, ты должен притвориться, будто поверил.

— Я понимаю, — сказал Питер.

Да, он явно был самым слабым членом Команды.

Я не сомневался, что Пол сам выберет правильную линию поведения. К тому же он не мог показать, что знает о смерти Мэтью, потому что тогда, понятное дело, разоблачат его лунатичные прогулки. Варианты его поведения были строго ограничены этим обстоятельством. Но это и к лучшему.

Я отпустил горло Питера и пожелал спокойной ночи.

Мы вернулись в постель, никто нас не заметил.

* * *

На следующее утро они дождались, когда мы позавтракаем, и лишь тогда сообщили, что Мэтью умер. Со всеми нами разговаривал один и тот же доктор — по очереди. Вызвали наших родителей, чтобы они были рядом, когда нам сообщат плохую новость.

Родители Питера, как я позже узнал, были в полном замешательстве. Его мать все время трогала ему лоб, проверяя, нет ли жара. Отец стоял в дальнем углу комнаты спиной к Питеру и смотрел в окно.

Мать Питера сказала:

— Можешь на этой неделе не ходить в школу.

Доктор сказал:

— Ты пережил сильное потрясение.

— Если ты не захочешь ходить в школу и на следующей неделе, то мы согласны, — добавила мать.

Доктор сказал:

— Пройдет время, прежде чем ты придешь в себя.