тому, что Нюра отвлеклась от своих сердечных переживаний. Лиза надеялась, что гнев, злость и разочарование, овладевшие Нюрой, помогут ей забыть Андрея и освободиться, помогут заживить её измученное сердце.

Нюра ещё какое-то время злилась, а потом её одолела обида. Как он мог с ней так поступить? Ведь она его любила безоглядно. Она была готова бросить всё и тотчас идти следом за ним, если бы позвал. Рядом с ним она ничего не видела и не слышала, потому что бешеный стук её любящего сердца заглушал всё вокруг. Нюра дышала им. Она жила им. А он врал ей. С самого начала врал. Говорил такие слова, а потом взял и растоптал.

Обида в душе смешалась с гневом и стыдом. Нюре было стыдно за свою слепую влюбленность в человека, который не дорожил ею. Сейчас ей было стыдно вспоминать себя тогда – влюблённую дурочку с горящими глазами. Как же смешно, наверное, она тогда выглядела.

Нюра замкнулась, обозлилась на всех вокруг. Перестала выходить по вечерам к подругам. Сидела дома и много думала. В таких одиноких размышлениях Нюра поняла со временем, что, несмотря на все обиды и всю злость, она всё равно не перестаёт думать об Андрее – с горечью и сожалением, иногда с нежностью. Нюра поняла, что продолжает любить его. Ни предательство, любимого, ни гнев, ни стыд – ничто не смогло победить её любви. Нюра бережно хранила в памяти моменты их встреч, их долгие прогулки под звёздным небом, когда можно было держать его за руку или прижиматься к его плечу – и кровь по жилам текла быстрее. Их поцелуи, от которых внутри всё бушевало и кружилась голова. И наконец, их последняя встреча, их прощание на вокзале, когда он уезжал. Его лицо, милое, родное лицо, искажённое страданием перед долгой разлукой. И его глаза, полные любви, нежности и боли. Нет, не мог он так притворяться. Невозможно так играть. Да и незачем. Он любит её, и всегда любил. Такое нельзя забыть.

Наверное, Нюре должно было полегчать, но стало, наоборот, только хуже. Потому что стало возвращаться её прежнее состояние тревоги за любимого. Опять те же мысли: Где он? Что с ним? Почему не пишет?

8.

Летом демобилизовался из армии Михаил, сосед по улице, который ещё до армии пытался ухаживать за Нюрой, даже пару раз затевал разборки с Андреем из-за неё. Тогда это был молодой неуклюжий юнец, высокий и худой, со слегка пробивающимся пушком на щеках. Теперь же это был взрослый двадцатидвухлетний мужчина, высокий, крепкий, с широкой спиной. На гладко выбритых щеках проступал легкий румянец, но плотно сжатые губы и складка между бровей выдавали не детский характер.

Вернувшись домой, он первым делом спросил про Нюру Пахоменко. Узнав, что она ещё не замужем, Михаил пришёл к её матери, Поле Пахоменко, и попросил руки Нюры. Поле понравилась решительность этого парня, но Нюра и слышать ничего не хотела ни о каком замужестве. Она возмутилась:

– Жить с нелюбимым? Ни за что! Хватит, вон уже Лиза прожила с нелюбимым мужем десять лет. И что хорошего?

– А что плохого? – отвечала мать. – Каких деток нажили! И жили хорошо, мирно. Жаль, что всё обернулось так трагично. Лизе теперь нелегко. Зато девчата при ней.

– А по мне, так лучше вовсе одной, чем от нелюбимого детей родить! Своего милого надо ждать!

– Ну и дура, если так думаешь. Своего милого можно ждать, все глаза проглядеть – да так и не дождаться. Вот где твой милый? А? Вот именно. Никто не знает. И неизвестно, вернётся ли он вообще. А у девки век молодой недолог. Просидишь ты у окошка, своего милого дожидаясь, парни походят к тебе ещё, походят, а потом и вовсе ходить перестанут. И тогда уже, может, и сама бы побежала за кого угодно, да только время-то прошло. Пересиженная девка, как переспевший плод, не интересна никому. И что ты тогда будешь делать одна: ни мужа, ни детей? Вон, посмотри на сестру свою, на Любу. Тоже в своё время носом крутила, всё выбирала: тот не такой, этот не подходит. Докрутилась, что так в девках и осталась. Думаешь, сладко ей?

– Любка – дура. Она злая и сварливая, – сказала Нюра, – потому и замуж никто не взял. Кому такая нужна?

– Да нет, моя милая, – возразила Поля, – она именно потому такая и стала, что замуж не вышла. Злится на себя, злится на других – на всех. И жалко её. А ведь самое-то главное – бабе мужик нужен. Во всех смыслах и во всех отношениях. Баба без мужика неполноценная. Особенно, когда молодая.

– Но я не люблю Михаила, мама, – грустно сказала Нюра. – Я люблю совсем другого.

– Я знаю, – ласково сказала мать. – Просто я хочу, чтобы ты подумала и решила: что всё-таки для тебя важнее.

– Я не выйду за Мишку, – твёрдо сказала Нюра. – А мой Андрей вернётся. Вот увидите, он любит меня и вернётся ко мне.

– Ну, как знаешь, – вздохнула мать.

Глава 6.

1.

Лето близилось к концу. Наступала осень 1932-го года, самая страшная осень в жизни Лизы и её семьи, и в жизни миллионов украинских семей. Пока ещё ничто внешне не предвещало беды. Никто даже и предположить не мог, что в мирное время, меньше, чем за один год, не от чумы или другой страшной болезни, вымрут миллионы людей.

Люди собирали урожай, запасались на зиму. У Лизы в этом году неплохо уродила картошка. Она подумывала о том, что, если за зиму подэкономит, то на вырученные от продажи картошки деньги весной сможет купить козочку. Тогда ей станет значительно легче. Будет своё молоко, творог, шерсть на рукавички и носочки для девочек. Лиза, окрылённая мечтами, наметила на выходные сбор урожая. Работалось легко, усталости совсем не чувствовалось. Наконец, где-то далеко впереди для неё забрезжил свет надежды.

Лиза, как всегда, не стала никого просить о помощи. Сама копала, а девчата выбирали картошку из земли и складывали в вёдра, а потом таскали и высыпали на общую кучу посреди огорода. На следующий день, когда вся картошка была выкопана, Лиза с девочками перебрали её: ту, что крупная и средняя – на продажу и на следующий год на посадку. Остальную – на еду. В этом году совсем мелкой почти не было. Вся была хорошая. Лиза радовалась, как ребёнок, перенося вёдра с картошкой в дом в небольшой подпол, который она вырыла для хранения овощей.

По случаю