– А может, я сумасшедший, Дария? Дурю голову Геральту, тебе. Пытался же убить королеву. И едва не преуспел, между прочим. И Талию не убил, его величество ранил. Не страшно, а?

Филипп издевался. Смех сквозил в голосе, плясал в глазах, прятался в складках у рта. Только понять бы, что у брюнета на уме. Меня он убивать не собирался, а вот дальше?

– Он мертв? – Я покосилась назад, туда, где скрылся за поворотом зал с Шепчущим.

– Безусловно, малышка, я постарался, – обиделся Филипп. – Размазал по полу тонким слоем. Или полагаешь, будто навсей, боевой маг, не справился с Шепчущим? Он, конечно, еще та дрянь, но смертный.

– Шепчущий пришел за моей душой? – с замиранием сердца озвучила я страшную догадку.

– Он тут жил, только и всего. Не знаю, огорчу тебя или нет, – Филипп подсунул руку мне под попу, чтобы не сползала с плеча, – но моя душа его вполне устраивала. Кстати, спасибо за наводку, проворонил.

Надо же, Филипп признал, что «маленькая наиви», как меня называли местные, оказалась полезной! Только я не верила, что Шепчущий жил в замке – иначе объявился бы еще вчера. Или любитель душ как-то связан с источником? Пока мы не покушались на энергию, он нас не трогал.

– О чем задумалась? – Филипп правильно истолковал мое долгое молчание.

– О Шепчущем. – Я не видела повода скрывать правду. – Я слышала голос матери… Не знаю, иллюзия ли, но очень ясно. Другие жертвы просто кричали, а мама говорила.

– Что именно? – насторожился брюнет и сгрузил меня на каменные плиты коридора.

Филипп выглядел встревоженным. Я тоже начала нервничать. Неужели замок таит новые опасности?

– Что она сказала, каким тоном? – требовательно спросил брюнет. – Почему ты решила, будто это именно твоя мать?

– Не знаю. – Я пожала плечами. Глупо, но правда. – Я просто почувствовала. Тон… – На мгновение я задумалась. – Презрение. Она умирала, но не сломалась. Кажется, обращалась к моему названному отцу. Мама упоминала некоего ланга, мол, пусть уходит, она ему не верит.

– Очень интересно! – цокнул языком Филипп. – Не похоже на штучки Шепчущих. Они способны создавать иллюзии, но эмоциональные, не фактические. Тут же слишком яркое воспоминание. Чужое воспоминание.

Он испытующе уставился на меня. Мнилось, будто Филипп в чем-то обвиняет. Только в чем? В том, что слышала голос матери?

– Дай-ка!

Он больно ухватил меня за подбородок и заставил посмотреть в глаза.

– Зрачок в норме, следов наркотика нет. Состояния транса тоже, – задумчиво пробормотал Филипп, будто не замечая гримасы боли на моем лице. – Значит, собственные способности. Знать бы еще, какие!

Брюнет отпустил. Шумно втянув воздух сквозь стиснутые зубы, я потерла подбородок. Надеюсь, синяков не осталось.

– М-да, сюда бы Талию или Элизу! – Филипп вновь погрузился в задумчивость. – К сожалению, я ничего не смыслю в тонких мирах, а спросить не у кого: демон мертв. Но одно скажу, – брюнет чиркнул по мне взглядом, – ты необычная девочка. Теперь, пожалуй, я начну завидовать Геральту по-настоящему.

Пальцы брюнета вновь коснулись моего подбородка, на этот раз в скупой ласке. Прошлись от губ до дергавшейся мышцы на горле.

– Ну, еще чего нового узнала?

Филипп взял меня на руки. От него пахло потом: сказывалась борьба с Шепчущим. Брюнет тяжело дышал, хотя вроде бы отдохнул. Все наталкивало на невеселые мысли. Легкость движений обманчива, последних минут схватки я и вовсе не видела. Может, Филипп запретил смотреть не из-за Шепчущего, а из-за самого себя? Ни один навсей при женщине не проявит слабость, не покажет, как ему тяжело. Всегда бравый солдат, непобедимый воин, лучший и бессмертный. Иначе дама-аристократка брезгливо отвернется и уйдет. Король даровал мне дворянство, значит, я заработала новые привилегии. Вот, на руках носит, хотя я прекрасно прошлась бы ножками.

Я вглядывалась в шрам на щеке брюнета. Он мне очень не нравился. Если не вылечить прямо сейчас, останется на всю жизнь, изуродует лицо. Красивое лицо. При всех недостатках Филипп отличался статью и породой. Настоящий аристократ! Только почему вдруг поднял руку на королеву?

– Мы сейчас куда? – Я предпочла уйти от ответа на вопрос. Все равно и говорить-то нечего.

– В спальню. Отдыхать.

– Перенапряглись? Бегство, куча порталов, поединок…

Брюнет упрямо мотнул головой:

– Вот еще!

Навсей остается навсеем!

Но Филипп сумел удивить, огорошил просьбой:

– Посмотри, что там у меня. Охотники постарались на славу, боюсь, не выдержу настройку портала. В ответ… – Он задумался. – Купание устрою и вкусного достану. Приготовлю даже. Заодно обувку наколдую. Ходить босиком – удел крестьянки, а ты теперь леди, только без фамилии. Хотя, – Филипп фыркнул, – женщине легко ее получить. Все мужчины Веоса к твоим услугам, только приголубь.

– Ну да, конечно! – Я скептически скривила губы. – Можно подумать, на мне женится дворянин. Например, вы собирались развлечься, даже в любовницы не брали. И вчера не церемонились.

Филипп промолчал, поднялся на второй этаж и опустил меня на кровать в знакомой комнате. Сам плюхнулся рядом и прикрыл глаза. Его руки чуть подрагивали. Сначала я не придала этому особого значения, но потом сообразила: судороги! Неужели припадок? Я подскочила и склонилась над Филиппом. Тот не пошевелился. Недвижные разноцветные глаза уставились в потолок.

Дура, Дария, он просил помощи! Он – просил – помощи! Темный маг, мужчина. Значит, Филиппу очень плохо, иначе он бы ни за что не признался в слабости. Помню Геральта: стиснутые зубы, упрямый взгляд и ни единого звука при вспоротом животе.

Пока присматривалась, вспомнила слова Талии о глазах разного цвета. Получается, Филипп одержим с рождения. Неужели никто не заметил? Сын герцога – видная фигура, да и родитель наверняка склонялся над колыбелью, любуясь долгожданным наследником. Навсейки дарят мужьям детей за особые заслуги, во многих семьях они вовсе не рождаются: не хотят вторые половины, и все.

Брюнет сделал пару глубоких вдохов и со стоном растер виски.

– Кажется, будто кости ломают, – не глядя на меня, ответил на невысказанный вопрос Филипп. – Зато как хорошо, когда полон сил!

Брюнет скинул сапоги и подтолкнул под голову подушку. Он выглядел изможденным, совсем не таким, как утром. Видимо, остатки сознания демона уходили из одержимого. Страшно!

– И сколько все продлится?

Позабыв о былых разногласиях, я пересела ближе и коснулась руки Филиппа. От нее исходил могильный холод. Второе, чужое на-ре венцом обрамляло лоб. Вот и черное сердце. И ухмылка демона. Он рогат и уродлив.

Я вздрогнула и часто-часто заморгала. Видение тут же исчезло. Неужели у меня дар пробудился? Прежде тонкий мир входил в мою жизнь только во время лечения и никогда не пугал звуками, лицами. Всего лишь аура, энерготоки, сознание живого существа, внутри которого находилась.