союзов тем, что были настоящими картелями, члены которых договорились между собой о количестве продукции, которую каждый из них может произвести и продать.

 

В Японии существовало несколько прецедентов создания картелей. Основными торговыми объединениями с картельными полномочиями до Первой мировой войны были Японская федерация производителей бумаги 1880 года, Японская федерация хлопкопрядильного производства 1882 года и Японская федерация производителей удобрений 1907 года.

 

Закон о производственных кооперативах 1900 г. разрешал создание производственных союзов под контролем префектуры, но, несмотря на свое название, это были сельскохозяйственные кооперативы, а не промышленные производители. Их деятельность затруднялась еще и тем, что в 1917 году MAC, пытаясь контролировать цены на продовольствие и одежду в условиях военного времени, запретил им договариваться о ценах и заработной плате. Основными функциями первых картелей были инспекция и сортировка продукции. Японцы не были незнакомы с картелями, но те, которые были разрешены в 1925 г., были новыми в том смысле, что они стремились организовать часть всей экономики, а не только отдельные отрасли.

Законы 1925 года работали не слишком эффективно. Промышленные профсоюзы были более популярны, чем экспортные, потому что MCI с самого начала субсидировал промышленные профсоюзы, а экспортеров начал финансировать только после мировой депрессии. Кроме того, между ними часто происходили столкновения. Чтобы добиться принятия законов в парламенте, MCI пришлось согласиться с тем, что членство в любом из профсоюзов не будет обязательным, хотя министерство получило право требовать от нечленов соблюдения некоторых условий картельных соглашений между членами.

В 1925 г. МКИ не было таким мощным министерством, как МВД, МИД или Минфин, и практически не было известно широкой общественности. Поэтому его усилия по оказанию помощи средним и малым предприятиям были лишь первым, скорее экспериментальным, шагом на пути к промышленной политике. Как коммерческая, так и промышленная деятельность организации в середине 1920-х гг. была направлена на то, чтобы попытаться уменьшить дефицит платежного баланса Японии путем стимулирования торговли. Ёсино создал в министерстве комитет по стимулированию использования товаров отечественного производства и добился бюджетного разрешения на размещение торговых представителей MCI за рубежом. Он также попросил преобразовать торговую секцию в Коммерческом бюро в бюро. Министерство иностранных дел заблокировало идею зарубежных торговых атташе от MCI как посягательство на свою территорию, а Министерство финансов одобрило создание торгового бюро MCI в 1927 г., но не выделяло на него средств до 1930 г., когда мировая депрессия придала ему еще большее значение.

 

Одна из важных, хотя и глубоко консервативных точек зрения на то, что делать с рецессией 1920-х годов, связана с именем Иноуэ Дзюнносукэ (1869-1932), бывшего чиновника Йокогамского спекулятивного банка, президента Банка Японии в 1919 году и министра финансов в кабинете Хамагути в 1929 году. (Как и некоторые другие министры финансов той эпохи, он тоже был убит 9 февраля 1932 г. в ходе так называемого "Инцидента кровного братства" - фашистского нападения на японский капиталистический истеблишмент). Идея Иноуэ заключалась в том, что Япония должна отменить "временное" золотое эмбарго, введенное ею и всеми другими ведущими странами в начале Первой мировой войны. После войны Япония продолжила эмбарго из-за неблагоприятного платежного баланса, и она была единственной среди ведущих держав, не вернувшейся к золотому стандарту. По мнению Иноуэ, именно поэтому попытки оживить экспорт оказались безуспешными. Ситуация в некоторой степени напоминала ту, что сложилась в 1949 году, когда для возобновления международной торговли Японии необходимо было добиться стабильного курса иены, что, в свою очередь, требовало от нее остановить инфляцию и жить по средствам. В 1949 году Додж и Икеда возглавили ожесточенную дефляцию, которая была необходимым условием восстановления экономики.

Теоретически государство, оказавшееся в ситуации, подобной японской в 1920-х годах, когда оно импортировало больше, чем экспортировало, должно было выплатить золото для покрытия баланса. Такой отток золота, запрещенный в 1920-е годы, повысил бы стоимость национальной валюты и тем самым снизил бы экспортные цены. Это привело бы к дефляции и вытеснило бы из бизнеса маржинальные фирмы, но в то же время основательно встряхнуло бы экономику, живущую за счет инфляции, и восстановило бы ее.

 

Однако прежде чем предпринимать попытки отменить золотое эмбарго, правительству необходимо было навести порядок в своих финансах, а это означало решение вопроса с непогашенными векселями землетрясений. В ходе 52-го созыва Сейма (декабрь 1926 - март 1927 гг.) правительство Вакацуки (Минсэйто) внесло два законопроекта, предусматривающих конвертацию непогашенных векселей на землетрясения в десятилетние государственные облигации. Оппозиционные партии жаловались на то, что правительство хочет использовать народные налоги для помощи капиталистам, и в ходе жарких дебатов министр финансов случайно раскрыл, насколько шаткой на самом деле была вся банковская структура страны. В банках начался массовый ажиотаж, хотя после принятия законопроектов 23 марта они временно прекратились.

Однако дискуссия не утихала. Выяснилось, что два учреждения - торговая компания Судзуки и принадлежащий правительству Тайваньский банк - испытывают серьезные финансовые трудности. Компания Suzuki Shoten, крупнейшая из нуворишей военного времени, контролировала около шестидесяти компаний, многие из которых относились к тяжелой и химической промышленности и сильно пострадали от послевоенного спада. Китайская торговля, в которую Судзуки вкладывал значительные средства, также находилась в состоянии стагнации из-за антияпонских бойкотов и растущей конкурентоспособности новых китайских фирм. В задачу Тайваньского банка входило оказание помощи японским фирмам в продвижении в Китай и Юго-Восточную Азию; он предоставил Сузуки более 350 млн. йен, а также держал около 100 млн. йен в векселях, полученных в результате землетрясения. Распространились слухи, что истинной целью новых законов было спасение Судзуки и Тайваньского банка, и когда конкуренты Судзуки, начиная с банка Мицуи, начали изымать свои вклады из Тайваньского банка, в обществе возобновилась волна ажиотажа против всех банков.

В результате паники пало правительство Вакацуки, к власти пришла партия Сэйюкай*, обанкротилось около 37 банков, дзайбацу возобновили свое существование. В конце концов, дзайбацу Судзуки распалась, а оставшиеся в живых фирмы подхватили Мицуи и Мицубиси. (Одна из сильных фирм, Teijin, или Imperial Rayon, вновь стала преследовать правительство в 1934 г., когда разразился скандал, связанный с тайной продажей высокопоставленным правительственным чиновникам акций Teijin, которые министр финансов держал в качестве залога по долгам Тайваньского банка). Кредиты средним и мелким предприятиям стало получить гораздо сложнее, но доступ к капиталу для крупных предприятий дзайбацу был расширен. Несмотря на катастрофические последствия, паника 1927 г. стала одной из первых "реформ" промышленной структуры Японии: было отсеяно большое количество конкурирующих банков и предприятий, а ограниченный капитал экономики был сконцентрирован в стратегических отраслях. Однако то, как это было