наблюдал внутреннюю борьбу у многих детей. Когда нужно было сменять уставших нести факелы, и я предлагал это свободно шедшим ребятам, многие пугливо шарахались от меня»[549].

Школе приходилось договариваться с родителями учащихся, чтобы избежать срыва кампании. В 174-й школе Ленинграда представители педагогов, ученических и общественных организаций, в том числе Совета содействия (Совсод), в предпасхальные дни сумели договориться о единстве действий. В школе прошло общее родительское собрание. Выступавшие, представители учкома и школьно-ученического совета (ШУС), а также педагоги, обращались к родителям: «Не препятствуйте ребятам посещать школу 3, 4 и 6 мая, не мешайте работе школы»[550].

Осенью 1929 г. ЦК ВЛКСМ, ЦБ ДКО ЮП и «Комсомольская правда» выступили с инициативой всесоюзного антирелигиозного наступления[551]. Предложение внесло ЦБ ДКО ЮП[552]. 2 ноября 1929 г. Бюро ЦК ВЛКСМ постановило «объявить совместно с ЦС СВБ всесоюзное антирелигиозное наступление»[553]. ЦС СВБ поддержал эту идею, а Е.М. Ярославский возглавил штаб[554]. В штаб, помимо представителей других ведомств, должен был войти и представитель Наркомпроса РСФСР[555].

Началом антирелигиозного наступления должна была стать антирождественская кампания. С 15 декабря 1929 г. по 15 января 1930 г. планировалось проведение антирождественской стачки пионеров и школьников. Пионерам-активистам ставилась задача руководить стачкой и вести за собой «основную массу пионеров и школьников»[556].

Однако Секретариат ЦК ВКП(б) 6 декабря 1929 г. отклонил идею стачки, поручив АППО ЦК, ЦК ВЛКСМ, ЦС СВБ и другим организациям «провести серьезную подготовительную работу к проведению антирелигиозной пропаганды в связи с рождественскими праздниками»[557].

Антирелигиозной стачки не получилось. Но антирождественская кампания 1929/30 г. прошла достаточно шумно. Например, в Орехово-Зуевском округе в ночь на 25 декабря и на 8 января запланированы карнавалы и демонстрации с факелами, в процессе которых намечалось проведение «летучих митингов на автомобилях»[558]. 6 января 1930 г. в Москве на территории Парка культуры и отдыха сожжены макеты церквей, синагог, мечетей. Аналогичное действо происходило в тот же день и на катке «Красные Хамовники»[559]. В ходе антирождественской кампании происходило массовое сжигание икон. В Бауманском районе Москвы на январском антирелигиозном карнавале сожгли 50–60 икон[560]. По райсоветам СВБ и в школах происходил сбор икон от населения и школьников. В одной из школ Тульского округа учащимся предложили собрать иконы и в случае невыполнения школьникам угрожали «неудовлетворительной» оценкой[561], в результате в Тульском округе было собрано и сожжено более 1500 икон[562].

Антирождественские и антипасхальные кампании сопровождались или переходили в кампанию по закрытию церкви. Учащиеся 51-й школы Сокольнического района Москвы на антирождественском вечере приняли решение требовать закрытия Сретенской церкви. Они выделили бригаду, которая ходила по домам, собирая подписи за закрытие церкви[563]. 8 июня 1929 г. сообщалось о закрытии по настоянию школ собора в Урюпинске Нижневолжского края (передан под школу) и церкви Ушаковского района Ярославской губернии (отдана под клуб)[564]. «Учительская газета» публиковала списки церквей, закрытых по инициативе школ.

Для более интенсивного проведения кампаний практиковалось заключение договоров социалистического соревнования между школами, классами, школами и предприятиями. В Пасху 1929 г. восемь школ города Армавира соревновались за 100 % явку учащихся в школу[565]. Такую рекомендацию давал и Ленинградский облоно в директиве об антипасхальной кампании весной 1930 г.[566] Свердловская школа № 25 заключила договор с рабочими, по которому педколлектив обязался: на 100 % вступить в Союз воинствующих безбожников, вовлечь в ячейки и кружки безбожников не менее 25 % учащихся первой ступени и 50 % учащихся второй ступени, провести кампанию за снятие икон в квартирах родителей школьников, «организовать бойкот елки, куличей, крашеных яиц и т. д.»[567].

Антирелигиозные кампании вызывали протест многих родителей и учителей. Последние не могли открыто высказывать мнение, опасаясь увольнения. Преподаватель Мореновской школы крестьянской (колхозной) молодежи Нижегородского уезда сетовал, что в антирождественскую кампанию 1928/29 г. учителя соседних школ в большинстве случаев не приняли участия в кампании. Там же, где выступали антирелигиозные докладчики, «просвещенцы аккуратно… не присутствовали»[568]. Сельский учитель Н.Я. Скоморохов писал, что его коллеги по школе считали непедагогичным проведение карнавала в условиях села[569]. Когда по инициативе рабочих станции Конотоп была поднята кампания за закрытие церкви, половина учителей железнодорожной школы станции Сухиничи отказались поддержать эту акцию[570]. Многие учителя смотрели на антирелигиозное воспитание, как на неприятную обязанность[571].

Некоторые учителя первое время еще осмеливались открыто, но уже чаще анонимно, заявлять: «Мы богословских книг не читали, а потому не имеем возможности спорить с верующими учащимися»[572]; «Мы, массовые учителя, понимаем антирелигиозную пропаганду как вытравление всего святого и лучшего в душе ребенка»[573]; «Учительство эту работу проводит под страхом, чтобы не быть уволенными»[574]. Молодой преподаватель обществоведения школы № 12 города Воронежа открыто исповедовал свою веру: «Веровал, верую и буду верить, невзирая ни на что, – заявил он»[575].

Неоднозначно воспринимали безбожные кампании и сами учащиеся, которых зачастую принуждали принять в них участие. И если школьников младших классов еще можно было принудить к этому, психологически воздействуя на них, то к ребятам старших возрастов не всегда удавалось найти подход. На общешкольном собрании в школе II ступени Павловска Воронежского округа заведующий предложил не праздновать Рождество, а дни отдыха перенести на каникулярное время. Но большинство учащихся не поддержало свое руководство и решило праздновать Рождество[576]. В школе № 34 Бауманского района города Москвы фактически сорвалась антипасхальная кампания 1929 года. 4 мая отпустили домой всех учащихся, за исключением школьников восьмых и девятых групп. Причем в двух девятых группах осталось 10 человек, в одной восьмой – 13, в другой – 4. На антирелигиозный вечер пришли около 80 учащихся из 1600. На следующий день на карнавале присутствовал только пионеротряд школы и около 30 учащихся. 6 мая на занятия не явились 363 человека из 745 учащихся второй ступени[577]. «Не мы строили церковь, не мы и закрывать ее будем», – заявили ученики старших групп железнодорожной школы станции Сухиничи[578].

Против антирелигиозного воспитания в школе выступила значительная часть родителей школьников. Они заявляли, например: «Без молитв и без Бога ваша школа похожа на балаган»; «В школу пошлю без креста, а придет домой – опять крест надену»; «Не рано ли школа начинает вести довольно опасную игру с ребенком… Будет побольше – сам поймет и узнает»[579]. «Школа не должна заниматься антирелигиозным воспитанием», – говорили родители школьников на одном многолюдном собрании в Орле[580].

Недовольство родителей иногда переходило в открытое противостояние со школой. В школе станицы Заплавской Ростовской области первая попытка заведующего