— Хорошо. Стало быть, проблема в Макфаддене. Что он теряет?

— Свои десять процентов с двух следующих книг.

— А можешь ты у «Докин Эмери» выбить условия пощедрее? Чтобы и Миранда осталась при своих, и от Макфаддена откупиться? Из расчета его десяти процентов.

Жожо призадумалась. «Докин Эмери» очень жаждет заполучить Миранду.

— А знаешь, кажется, смогу.

— Ну, вот тебе и решение.

— Господи, до чего же ты умный.

Она пришла к нему, будучи в полном тупике, настоящая «Ловушка-22»: как ни старайся — все равно в проигрыше. Но он придумал выход, который всех устраивает.

— Ты просто гений, — сказала она. — Спасибо.

Этот эпизод имел место полтора года назад, и после него уважение Жожо к Марку так выросло, что что-то в их отношениях сдвинулось. Они вдруг стали относиться друг к другу намного теплее. Когда по пятницам на летучке она докладывала о сделанном за неделю, Марк теперь улыбался, но смотрел в сторону, и Жожо видела в том знак симпатии; ему нравилось, как она работает, а ей нравилось, что ему нравится.

Но у нее и в мыслях не было закрутить с ним роман — он был женат, что автоматически ставило его вне списка потенциальных кадров. Кроме того, если б она всерьез рассматривала его кандидатуру, то, скорее всего, решила бы, что он для нее староват — ему все-таки уже сорок шесть.

Однако все переменилось в тот день, когда он забрел к ней в кабинет, чтобы попросить представлять «Липман Хейг» на издательском банкете. Пойти должен был он, но жена слегла с мигренью, и ему предстояло вместо нее идти на родительское собрание.

— Я понимаю, надо бы заранее, — сказал он, — но, может, ты сегодня не занята?

Жожо прищурилась.

— Не знаю, не знаю. Сколько я с тебя в прошлый раз взяла?

Она ожидала, что он рассмеется, но по выражению его лица поняла, что что-то не так. Марк даже не улыбался; напротив — словно окаменел. Ее легкомысленное настроение вмиг улетучилось — и уступило место удивлению: прежде он всегда был расположен к шутке, но, возможно, она требует от него слишком многого. При всей симпатии, он ей все-таки начальник.

— Извини, — серьезным тоном произнесла она. — Конечно, я свободна.

И она решила, что все вернулось в обычную колею, но через несколько дней стало ясно, что нет.

В «Парк-Лейн Хилтоне» проходила церемония награждения героев издательского мира, долгая и пышная процедура. Когда Жожо к концу вечера вышла на улицу и, держа в руках босоножки, встала в очередь за такси, появился Марк. За весь вечер она его ни разу не видела.

— Рыжая! — кинулся он к ней. — Я тебя искал.

— Вот она я.

Кто-то из очереди сзади прокричал:

— Марк Эвери, это как, интересно, называется?

— Это называется лезть без очереди.

— Хотя бы честно признается, — донеслось до Жожо.

— Как тебе мероприятие? — спросила она.

— Тра-ля-ля книги, — со смехом проговорил Марк. Он был в легком подпитии. — Тра-ля-ля продажи. — Тут он заметил, что она держит в руках туфли, перевел взгляд ниже и увидел ее босые ноги на холодном асфальте.

Жожо пожала плечами:

— Они мне жали.

Марк покачал головой с радостно-изумленным выражением на лице и стал вместе с ней дожидаться очереди, тихонько напевая себе под нос.

— Мое такси, — сказала Жожо. — Пока. До завтра. Она уже садилась в машину, когда сзади Марк тронул ее за волосы.

— Можно мне с тобой? — спросил он, когда она обернулась.

— Подбросить? Хочешь?

— Нет, я хочу поехать к тебе. Она решила, что ослышалась.

— Нет, — ответила ошеломленная Жожо.

— Но почему?

— Ты женатый человек. Ты мой начальник. Ты пьян. Продолжать?

— Утром я буду трезв как стеклышко.

— Но холостым от этого не станешь. И субординация никуда не денется.

— Ну пожалуйста.

— Нет! — Со смехом она отстранилась от него и села в машину. Прежде чем закрыть дверцу, Жожо сказала: — Я буду считать, что этого разговора не было.

— А я — нет.

На другой день она приготовилась к смущенным извинениям — с закатыванием глаз и фразами типа: «Ну, я вчера и вмазал», — после чего она предложит ему стакан с таблеткой алказельцера в знак примирения. Но ничего такого не случилось.

Она вообще не видела Марка до самого обеда, пока они случайно не столкнулись в коридоре.

При Виде Жожо у Марка что-то произошло с глазами. Ей доводилось слышать о том, что зрачки глаз способны расширяться — слава богу, любовные романы ей присылали пачками, — но до сих пор она не знала, что такое бывает в жизни. И вот, как на заказ, его зрачки начали увеличиваться, пока не закрыли собой всю радужку. Он не сказал ни слова, но все после этого переменилось.

21

Суббота, 11:12

Не успела Жожо снова провалиться в сон, как позвонили в домофон. Цветы. С тех пор как у нее начался роман с Марком, он заваливал ее цветами. За всю жизнь Жожо не получала такого количества цветов и в каком-то смысле стала их бояться: цветы означали отмененные свидания, выбритую напрасно «зону бикини», поедаемые в одиночестве, вплоть до аллергической сыпи, вазы с клубникой.

В длинной футболке она встала в дверях в ожидании, когда посыльный поднимется в квартиру. Она жила в Мейда-Вейле в квартире на шестом этаже — в многоквартирном доме красного кирпича, из тех, в которых женатые мужчины снимают жилье своим любовницам. Хотя в тот момент, когда Жожо туда въезжала, она не предполагала, что тоже станет чьей-то любовницей. В то время одна эта мысль показалась бы ей смехотворной.

По лестнице двигался вверх огромный букет лилий. Прибыв наверх, лилии заколыхались, силясь передохнуть, и из-за них показался молодой человек.

— Опять вы, — заворчал он на Жожо и под хруст целлофана вручил ей посылку. — Ой, погодите-ка, карточку-то… — Он порылся в кармане и достал крохотный конверт. — Он извиняется и говорит, что искупит.

— А что, тайну частной жизни отменили?

— Какая тайна, я вас умоляю! Я же своей рукой это написал. Чувствую, на сей раз дело серьезное.

— Хорошо. Спасибо. — Жожо шагнула в комнату.

— Вы не могли бы в будущем обходиться без ссор? Ваша лестница меня в гроб вгонит.

Жожо закрыла дверь, опустила букет в мойку и позвонила Бекки.

— Чем занимаетесь?

— Я думала, ты с Марком день проводишь, — забеспокоилась Бекки.

— Планы изменились. Так что у вас там делается? — Она старалась говорить бодрым тоном, уж больно противно, когда тебя жалеют.