– И как ты собираешься его получить.

– Ты мне поможешь.

– Я?

Халед знал, что его слова ее больно ранят.

– В тот день, когда я привез тебя сюда, я получил сообщение о том, что старейшины хотят со мной поговорить, – осторожно начал Халед. Джиджи вытирала лезвие полотенцем и кивала. – Несколько недель назад я говорил с одним из старейшин, и он спрашивал, почему у меня нет жены, нет детей… Он сказал, если я буду уважать их обычаи, мне пойдут навстречу.

Джиджи нервно рассмеялась.

– И когда я познакомлюсь с твоей женой и детьми?

– Это ты, Джиджи. Ты – часть обычая… – Джиджи молчала. – Московские газеты написали, что я украл тебя с парижской сцены. Старейшины это одобрили, и мне назначили встречу.

– Ты привез меня сюда, чтобы получить разрешение на строительство дороги? – Ее голос не выражал никаких эмоций.

– Я привез тебя сюда, потому что хотел быть с тобой, – сказал он, потому что теперь твердо был уверен, что это действительно так. – И для того, чтобы получить разрешение на строительство, – медленно добавил он. Джиджи смотрела мимо него. – Я понятия не имел, что все так сложится. – Он внезапно охрип.

– Но когда узнал, ты все равно не отступил. Сделал по-своему, даже не спросив меня.

– Я не думал, что это будет так важно, Джиджи. Я был не прав. – Халед протянул ей руку, но Джиджи отступила назад. – Я не должен был привозить тебя сюда.

Джиджи не услышала его. Она бежала.

Она бежала вверх по склону, дыхание прерывисто вырывалось из ее легких. Она бы так и бежала дальше, но ей некуда было идти. Она застряла в этой непонятной дикой стране с этим мужчиной.

С мужчиной, которого она любила.

Она подождала на склоне, пока не увидела, что Халед уехал. Джиджи вернулась в дом и побросала вещи в сумку. Она почувствовала, что ладонь неприятно саднит. Она разжала кулак и увидела глубокий красный след в том месте, где была рукоятка бритвы.

Она так волновалась, когда брила его, а в итоге сама оказалась с кровавой раной в сердце. Она была слишком ослеплена своими чувствами.

Халед проехал половину пути к деревне, когда понял, что не может этого сделать. Он выключил двигатель и вышел из машины. Он смотрел на плоские крыши и извилистые дороги горного перевала, где прошло его детство.

Если он придет к совету старейшин, то получит подписи, которые ему так нужны. Но тогда всю оставшуюся жизнь он будет сожалеть о том, что предал доверие Джиджи. Он должен найти другой способ.

Халед завел двигатель и развернул машину в обратную сторону. Когда он подъехал к дому и посмотрел во двор, внутри у него похолодело. Джипа не было на месте.

В голове у Халеда пульсировало. Его отчим использовал любовь как оружие, которое делало человека слабым, жертвой своих худших черт. Но он не такой, как отчим, он не был жестоким человеком. Халед знал, что сделал правильный выбор: он хочет быть с Джиджи.

Только Джиджи смогла достучаться до его самых сокровенных чувств. Он не мог найти объяснений тому, что испытывал к ней, такое с ним было впервые. И он понятия не имел, что с этим делать.

Когда он бежал по аэропорту Нальчика, пробираясь сквозь толпу в зал ожидания, Халед знал, что уже ничего не контролирует в собственной жизни.

Джиджи зябко куталась в свитер, меряя шагами зал ожидания, и смотрела сквозь стекло на мигающие огни взлетной полосы.

Час, целый час. Она не знала, как его выдержать. Джиджи была единственной женщиной в обозримом пространстве, без багажа, без денег, с одним только билетом, который оплатила ей Лулу. Это совсем не походило на то, как она попала сюда: окутанная роскошью привычной для Халеда жизни, доверчивая, как ребенок.

Джиджи села и подтянула колени к подбородку. Она посмотрела вокруг и поймала на себе взгляды двух мужчин, сидящих неподалеку. Пять минут назад их здесь не было. Они придвинулись ближе. Джиджи обозвала себя параноиком и решила не поддаваться панике.

По громкоговорителю сделали объявление по-русски. Как, интересно, она узнает, когда вылет? Джиджи уткнулась лицом в колени.

Угрожающе близко раздались тяжелые шаги и остановились. Джиджи сделала над собой усилие и медленно подняла голову. Над ней возвышался Халед. Он излучал такую силу и уверенность, что никто не рискнул к ней подойти. Джиджи выдохнула от облегчения. Он здесь, значит, ничего плохого с ней не случится.

– Джиджи, – позвал он, и она едва не бросилась ему в объятия.

Она не могла этого больше выносить. Он обманул ее, использовал ее. Джиджи встала.

– Я чуть с ума не сошел, – признался он. – Вернулся домой, а джипа нет. Потом мне позвонили из Министерства иностранных дел с просьбой сообщить о моих отношениях с гражданкой Ирландии, проживающей в настоящее время во Франции. О тебе, Джиджи.

Он был зол, но тщательно сдерживал свой гнев. Вопреки логике Джиджи хотелось обнять его. Она так устала, так замерзла… Она просто не знала, что делать.

– Лулу, – хрипло сказала она. – Я попросила ее купить мне билет. Ее отчим…

– Работает в министерстве, я уже знаю. Поэтому теперь я должен отвезти тебя домой и вернуть твоим друзьям.

– Нет, – сказала она. – Я могу вернуться домой сама. Мне ничего больше от тебя не нужно.

– Но я этого хочу.

– Чего ты хочешь? – Джиджи уже не сдерживала свою злость. – Ты всегда получаешь то, чего хочешь. А как же я? Ты подумал о том, чего хочу я?

– Ты получила то, что хотела, Джиджи. «Синюю птицу».

Даже если бы он ее ударил, ей не было бы так больно. Джиджи упрямо вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза.

– Ты знал, что я влюбилась в тебя. Не можешь же ты быть настолько слепым, чтобы не понять этого. Ты использовал мои чувства в собственных целях, и вся соль в том, что я помогла бы тебе, если бы ты меня честно попросил. Но ты этого не сделал. Вместо этого ты оставил меня в дураках.

– Ты не любишь меня, Джиджи. Любовь – это синоним страха.

– Ты думаешь, что я боюсь? Что я прячусь за кабаре?

– Ты не пробовалась в «Лидо», а насколько я помню, это самое престижное заведение в Париже. Так почему нет?

– Потому что я предана «Синей птице». Видимо, это ты упустил.

– Нет, ты просто боишься.

– Нет! – выкрикнула она.

– Ты лжешь сама себе. Признайся, тобой с самого начала двигала выгода: что я могу тебе дать.

– Неправда.

– Тогда докажи это, – сказал он. – Выбирай: я или твоя работа.

Внезапно Джиджи захотелось, чтобы он действительно оказался таким ублюдком, каким его описывали парижские СМИ. Но она знала его гораздо лучше. Если бы она была ему важна, он бы не подвергал сомнениям ее любовь.