Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, огромные жертвы[123] не смущали колониальную администрацию. Доходы от месторождения и его значение в экономике вице-королевства возросли настолько, что в 1572 году в Потоси построили собственный монетный двор, действовавший без перерыва более двух веков. Сырья для чеканки добывалось более чем достаточно – по оценкам ученых, недра Серро-Рико давали до 80 % всего добываемого в испанской Америке серебра и свыше 50 % всей мировой добычи этого благородного металла. По разным оценкам, на протяжении XVI века с пяти рудников в окрестностях Потоси ежегодно вывозилось около 300 тонн серебра, а за все время там было добыто более 60 тысяч тонн. Из-за потери такого объема породы вершина «красной» горы за прошедшие четыре столетия просела на четыреста метров, от былой красоты и поражавшей очевидцев геометрической безупречности не осталось и следа…
В том же 1543 году, когда испанцы возобновили добычу серебра в покинутых инкских шахтах Боливии, португальцы наконец нашли в Бразилии следы золота – рыбаки одного из туземных племен изготовляли из него крючки для ловли. Однако первые золотые россыпи были обнаружены лишь в 1577 году на берегах Rio des Mortes, Реки Смерти. В 1696 году первое крупное рудное месторождение было открыто бандейрантом[124] Антонио Родригесом Аржаном в горах на территории современного штата Минас-Жерайс. Возникшее поселение старателей, не мудрствуя лукаво, назвали Вила Рика, или Богатый город. К 1730 году там проживало 40 тысяч человек, десятилетием позже – вдвое больше[125]. В 1823 году он получил статус имперского города и был переименован в Ору-Прету (Черное золото).
Бразильская «золотая лихорадка» по праву считается самой массовой, самой продолжительной и самой продуктивной в истории человечества. Отток населения в золотодобывающий регион (только в Минас-Жерайсе было открыто 80 с лишним месторождений драгоценного металла) практически обескровил остальные отрасли бразильской экономики, включая лидировавшие до того плантации по выращиванию сахарного тростника. К середине XVIII века до половины бразильского населения перебралось поближе к новому источнику богатства. На приисках трудились 400 тысяч португальцев и более 500 тысяч африканских рабов. Интересно, что, в отличие от своих перуанских коллег, бразильские власти почти не использовали в шахтах труд индейцев.
С начала добычи и до конца XVIII века из-под земли было добыто больше 1000 тонн золота (втрое больше, чем за время клондайкской «золотой лихорадки»). По оценкам историков, на пике продуктивности на долю месторождений Минас-Жерайса приходилось приблизительно 50 % мировой добычи «желтого металла». В начале XIX века геологоразведка[126] обнаружила в местечке Морру-Велью близ Нова-Лимы богатейшую и по объему, и по насыщенности – до 15 граммов на тонну породы – золотоносную жилу в стране. За двадцать лет ее разработка принесла более 30 тонн золота, а всего к настоящему моменту более 250 тонн.
С момента открытия приисков Минас-Жерайса золото долгое время составляло главную статью бразильского экспорта (притом что 90 % экспорта минерального сырья из Южной Америки все равно приходилось на боливийское серебро Потоси). Однако не только драгоценным металлом развернули широкую торговлю португальцы, но и драгоценными камнями. Первые алмазные трубки были обнаружены все в том же штате Минас-Жерайс в 1729 году. С традиционной уже удручающей прямолинейностью область их залегания окрестили Диамантиной, или Бриллиантовым округом. В попытке избежать процветавшей в золотодобывающей отрасли коррупции и контрабанды власти еще до начала разработки придали территории закрытый статус – без особого, однако, успеха. Впрочем, Бразилия все равно стала первым крупным поставщиком алмазов в Европу и, по разным оценкам, до начала губительной для этой отрасли конкуренции с южноафриканскими месторождениями успела выбросить на рынки Старого Света около 3 миллионов карат неограненных камней.
Еще одной драгоценной находкой испанской Америки стала платина. Впрочем, как раз с пониманием ее ценности произошел забавный казус. Впервые на «белое золото» обратили внимание в начале XVI века старатели Новой Гранады (территория современной Колумбии). За исключительную тугоплавкость они назвали тяжелый, похожий на серебро металл платиной: «plata» на испанском языке означает «серебро», тогда как слово «platina» можно перевести как «никчемное серебро», «серебришко». Из-за недостатков плавильных технологий испанцы некоторое время считали платину… вредной примесью. Правительство колонии даже велело сбрасывать «бесполезный довесок» к «по-настоящему ценному» серебру в море! Впрочем, заблуждение продлилось недолго, и уже в 1735 году в Колумбии – опять же, с легкой руки британских компаний – началась промышленная добыча платины.
Итак, военные трофеи Писарро и Кортеса, столь поразившие воображение их современников, стали тем не менее лишь первым «вкладом» Нового Света в экономику Старого. К счастью для Европы, испанцы быстро сменили оставшиеся не у дел шпаги на кайло и заступы, и через Атлантику в Севилью хлынули целые реки живительного для европейского товарооборота золота.
К моменту начала конкисты Европа отчаянно нуждалась в притоке оборотных средств. Захват османами Восточного Средиземноморья, Египта и черноморского побережья привел к почти полной изоляции европейских рынков от источников пряностей (в основном перца) и экзотических предметов роскоши из стран Востока. Конечно, все это можно было закупить у новых монополистов – турок, но, даже если отбросить нежелание большинства христианских государей идти на сделку с идеологическим противником, появление в цепочке такого могущественного посредника автоматически означало серьезное поднятие цен на необходимые европейцам товары.
Продукция, которую европейские купцы могли предложить своим восточным «партнерам», – лес, продовольствие, медь, сукно (тогда еще недостаточно высокого качества) и другие мануфактурные изделия – не покрывала и половины взвинченных османами цен. При этом, хотя порожденный дефицитом высокий спрос и оправдал бы дополнительные вложения, возместить необходимую разницу золотом или серебром европейские торговцы не могли. Тому было две причины. Во-первых, это было незаконно, поскольку Святой престол прямо запретил продажу «врагам церкви» длинного перечня стратегически опасных товаров – разумеется, именно тех, которые представляли для османов живейший интерес. А во-вторых, и самое главное, в бедной[127] на залежи благородных металлов Европе попросту не было достаточной для покрытия разницы денежной массы[128].
Сложившаяся ситуация была очень опасной для западных стран – вместо