Статья была написана Крисом Лонгом и в основном представляла собой интервью, взятое им у Мелани Новак в 1966 году, когда Мелани работала секретарём дома в однокомнатной квартире на Сикамор-авеню, 1770, которая находилась этажом выше квартиры Бобби и его матери. В то время Лонг работал репортёром в «Бэд Сид», местной нелегальной газетёнке, которая пыталась соперничать с «Лос-Анджелес Фри Пресс», но прекратила существование за три дня до того, как статья была намечена к печати.

В конце Мелани рассказала о концерте Бобби в «Пиджейс» в ноябре 1965 года, о том самом невероятно успешном концерте, на котором были и Джин с братом. Она говорила: «Как правило, после концерта он был очень возбуждён и невероятно быстро что-то говорил. Но той ночью, поднимаясь по лестнице, он выглядел подавленным и практически испуганным. Я не выдумываю, потому что мои друзья, которые видели первую часть его выступления, позвонили мне и рассказали, что зал аплодировал ему стоя.

Когда я спросила Бобби, что случилось, он опустил глаза и покачал головой. Он не хотел говорить об этом. Мы просто сидели и смотрели ночную передачу за лёгким ужином. На следующий день я узнала, что после второй части выступления за кулисами появился пьяный Фил Спектор. В присутствии Бобби он назвал Стелзнера бесталанным кретином и сказал, что, если бы у него были хоть какие-нибудь мозги, он разрешил бы Бобби записаться на его студии. Тогда Стелзнер сказал, что убьёт Фила, если когда-нибудь встретит его на улице.

Конечно, Бобби не рассказал об этом. Перед тем как уйти, он попросил меня напечатать текст песни, которую он сочинил и записал на салфетке между двумя частями выступления. Первый куплет звучал приблизительно так:

Теперь, отдав свои сердца,

Вернуть их можем лишь

В страдании и песнях.

Это всё, что я помню. Мне кажется, он так никогда и не записал эту песню».

Джин дважды прочитал статью, делая пометки на полях и выделяя абзацы, показавшиеся ему интересными.

После чего позвонил Билли Ледженду, редактору и издателю журнала, а в прошлом — одному из представителей контркультуры, который под своим настоящим именем, Мирон Коплевиц, выступал соавтором манифеста в защиту «Белых пантер» в 1968 году[99].

В течение ряда лет Джин несколько раз говорил с Коплевицем, обычно он хотел удостовериться в подлинности той или иной пластинки, которую хотел приобрести. Именно Коплевиц уговорил его не покупать «Holliwood High», песню, предположительно записанную Эдди Кокрэном, когда он был участником группы Richard Raythe Shamrock Boys. Потом выяснилось, что запись, изданная на лейбле «Биг Топ», и впрямь оказалась подделкой.

— Мне нужен номер телефона Криса Лонга, — сообщил Джин Коплевицу, когда тот подошёл к телефону.

— Ничем не могу помочь.

— Почему?

— У меня его нет, — сказал Коплевиц. — Ты можешь его найти, только звоня из таксофонов в заранее условленное время.

— Похоже, у парня паранойя.

— Это ещё в мягко сказано.

— Почему?

— Да так, не знаю.

— В примечании от редактора ты написал, что в шестидесятые годы он продюсировал какие-то группы.

— Он так мне сказал.

— А чем он занимается?

— И этого я не знаю.

— А ты спрашивал?

— Послушай, — сказал Коплевиц, понижая голос, теперь он звучал почти заговорщицки. — Ты задаёшь очень странные вопросы. В чём дело?

Джин ответил не сразу. Он никогда раньше не делился с Коплевицем подробностями своей личной жизни, но сейчас он решил рассказать ему правду, он рассказал, что снова расследует обстоятельства смерти Бобби Фуллера, чтобы отвлечься от ужасной личной трагедии. Джин дал понять, что о трагедии говорить он не хочет.

— Конечно, я понимаю. Я знаю, что такое боль, — мягко ответил Коплевиц и добавил: — Не могу поверить, что ты и в самом деле полицейский.

— Был полицейским.

— А ты мне не врёшь? Ты и в самом деле расследовал обстоятельства смерти Бобби Фуллера?

— Да. В 1966 году. Коплевиц рассмеялся:

— Отлично. Ты часть истории рок-н-ролла. Я должен написать о тебе статью, — смеясь, продолжил он. — Мне это нравится, приятель. А я до сих пор думал, что ты богатый голливудский осёл, который считает, что собирать старые записи — это круто.

Джин промолчал. Ему внезапно пришла в голову мысль, что если он не может связаться с Лонгом, то он может поговорить с Мелани Новак, если, конечно, она ещё жива.

— Она мертва, — вдруг сказал Коплевиц.

— Кто?

— Мелани Новак. Ведь ты об этом думал. К чёрту Лонга, поговорим о Мелани.

Джин улыбнулся:

— Возможно, в тебе тоже умер полицейский?

— Нет, это просто очевидный ход рассуждений. Я о том же спросил Лонга, — ответил Коплевиц. — Хотел поговорить с ней, чтобы проверить достоверность интервью.

— Может быть, он солгал.

— Возможно, а зачем?

— Ради неё. Она могла бояться.

— Она не боялась в 1966-м. Что изменилось?

— Я не знаю.

— Она умерла, Джин. От рака.

— Когда?

— В прошлом году.

Джин быстро подсчитал. В 1966 году ей было тридцать, значит, в прошлом году ей не было и пятидесяти.

— Она очень много курила.

— Всё равно слишком рано, — ответил Джин. — Это надо проверить.

— Удачи.

— Мирон?

— Да?

— Нам надо держаться вместе. Мы оба из шестидесятых.

— Ну да. Только я был «метеорологом», а ты был свиньёй[100].

В течение следующей недели Джин узнал о Мелани Новак следующее. Она родилась и выросла в Лос-Анджелесе, ходила в голливудскую школу и была на третьем месяце беременности, когда окончила школу осенью 1956 года. На следующий день она вместе с отцом отправилась в городок Юма, штат Аризона, чтобы сделать аборт, который помогла устроить одна из маминых коллег по «Парамаунт Пикчерз». В последнюю минуту Мелани передумала и с согласия отца решила оставить ребёнка, а потом отдать его приёмным родителям. После года учёбы в «Вудбери Бизнес-колледж» мать устроила Мелани машинисткой в студию. Она носила яркие серёжки и узкие рубашки, во время ланча она пила вместе с ребятами в «Никоделлз» на Мелроуз. Лишь через шесть месяцев её шеф заметил, что каждый день после трёх часов производительность её труда резко падает. В соответствии с правилами за распитие спиртных напитков в рабочее время ей дважды вынесли предупреждение, а затем просто уволили.