Найдену, что-то писавшему, сидя у себя за столом в маленьком кабинете, неожиданный ранний визит Самсона пришелся не ко времени. Он попросил зайти через полчаса. И вот в эти полчаса пропал у Самсона весь запал выложить старшему товарищу ночное происшествие как на духу. Может, поэтому рассказывал через полчаса Самсон Найдену о перестрелке возле церкви путанно и сбивчиво. Однако вроде никаких деталей он не упустил и на стол Найдену выложил из портфеля маузер с патронами и все взятые из кармана раненого бумажки.

— Прикажете написать все? — спросил он в конце.

— Погоди! — остановил его Найден.

Изучил документы, покрутил в руках маузер — левая рука уже была не на привязи к шее, а значит, ранение оставило Найдена в покое.

— Ничего не пиши! Это оставь мне! Я узнаю! Потом подумаем! — сказал он, не скрывая озабоченности.

Перед обедом читал Самсон несколько десятков заявлений потерпевших о новых кражах и грабежах. Ничего вроде бы особенного в этих заявлениях он не вычитал, но отметил про себя, что написаны они все весьма грамотно, что говорило о хорошем образовании потерпевших.

— Такое чувство, что теперь только грамотных грабят, — сказал он, возвращая пачку бумаг Васылю.

Тот посмотрел на Самсона хитрыми глазками.

— Так ведь безграмотные и не напишут! Утрут слезу и дальше пойдут! — сказал он.

— Но ведь у безграмотных и красть нечего! — ответил на это Самсон.

— Как сказать, как сказать! — многозначительно, уходя, протянул главный по чаю.

Провожая его взглядом, Самсон обратил внимание на беззвучность его сапог. То есть скрипеть-то они поскрипывали, но сам шаг был тихим. Значит, не носил он железные набойки!

Закрывшись на крючок, Самсон стянул с ног сапоги и с помощью штатной отвертки для сборки-разборки нагана освободил подошвы сапог от звонкого железа.

«Теперь меня ночью никто не услышит!» — подумал.

На обед удалось ему уговорить Холодного составить ему компанию. И отправились они в советскую столовую. В обмен на талончики с печатью получили по миске горохового супа и по тарелке кукурузной каши с куском селедки. На запив — по стакану узвара.

Похлебывая суп, рассказал Самсон бывшему батюшке о странном поведении немецкого портного, который не захотел получать обратно украденные выкройки.

— Так может, ткань и до этого краденой была? — предположил Холодный, почухивая нежную бледную кожу чисто выбритых щек. — Или испугался, что арестовывать его пришли? Может, рыльце у него и так в пушку!

— А еще я другое спросить хотел, — задумался вслух Самсон, подняв взгляд на сидевшего напротив. И тут, как назло, спросил он совсем не то, что имел в виду: — Можно ли в нынешнее время венчаться не в церкви?

Холодный чуть не поперхнулся супом. Откашлялся, но на лице возникла довольная улыбка.

— Конечно, — сказал он, отпивая из стакана узвар. — Знаю я одного батюшку-атеиста. Артемием звать. Он себе часовенку на Собачьей тропе построил, за ночлежным домом и покойницкой. Он там разъяснения тем, кто в Печерскую лавру идет, дает по поводу Бога и молитв.

— Какие разъяснения?

— Ну как проповеди против Бога! Объясняет, что зря они туда идут и что молитвы их надеждам не помогут!

— Так если он будет венчать, это ж все равно в церкви? — не понял Самсон объяснений Холодного.

— Часовня священника, который не верит в Бога, церковью не является. Это же почти советское учреждение!

— Но если учреждение, то у него должна быть печать для скрепления входящих в союз?

— Про печать не знаю, — признался Холодный. — Но мы же там недалеко в патруль ходили! Можешь подойти и спросить. Токо смотри, чтоб собаки не покусали! Там их множество! Запомни: отец Артемий.

— Я запомнил, — закивал Самсон и снова промелькнуло у него в мыслях, что за главный вопрос он к Холодному имел: — А я тут еще об одном деле думал… Зачем человеку много краденого серебра?

— Краденого? — Холодный задумался. — Если б не краденое, то монастырям всегда надобно много! Для окладов, для крестов… А краденое — не знаю. Может, чтоб в свой колодезь бросить для очистки воды… Но это вряд ли! Такое раньше делали!

— А если человек в вампиров верит и их боится? — спросил Самсон. — Будет такой человек серебряные пули против вампиров лить?

Холодный тяжело вздохнул.

— Ну не знаю, — сказал неуверенно. — Людей обескровленных всегда находили! Может, и есть вампиры. Кто их знает? А про пули серебряные я даже в газете читал! Но давно это было! Там сосед соседа серебряной пулей в сердце убил и сказал, что тот был вампиром. Однако доказательств никаких не нашли.

— Доказательств, что сосед вампиром был? — уточнил Самсон.

— Да, — кивнул Холодный. — Если вампиры и есть, то они очень к себе располагают! Приятные и умные люди. Им же главное жертву к себе завлечь! Они в чужих домах кровь не пьют.

— Откуда это вам известно? — удивился таким точным знаниям собеседника Самсон.

— Ну это говорят так на улице! А я сам в это не верю. Такие мысли из-за темноты в голове появляются.

Перед вечером зашел к Самсону Васыль без чая и сказал, что с полуночи опять пойдут они с Холодным в патруль. И еще красноармейца им дадут с ружьем. А до вечера Самсон может домой сходить.

Домой Самсон решил не сходить, а поехать. Вместе с сундуком. Подводу нашел легко, наперед извозчику заплатив. А когда сундук они вдвоем с Васылем на улицу сносили, то услышал Самсон среди общего галдежа и шума, из открытых дверей первого этажа доносившегося, как сказал кто-то кому-то: — Гляди! Одноухий-то себе добра краденого целый сундук реквизировал!

Застряли в голове у Самсона эти слова до полуночи. И уже когда отправлялись они в патруль, приказал он красноармейцу Семену пойти на первый этаж, где прикомандированные солдаты поручений и выходов на аресты ждали, и сказать громко, чтобы каждый услышал, что сундук, который Самсон на подводе из участка забрал, его собственный и только по ошибке в его квартире изъятый, о чем есть понимание и резолюция товарища Найдена.

Вежливый стук в двери легко пробудил Самсона. Сон у него после выхода в ночной патруль крепостью не отличался. Тело, конечно, требовало отдыха, но голове спать все равно не хотелось. Голову мысли беспокоили. Мысли и свежие воспоминания о прошедшей ночи, на протяжении которой встретились им три других патруля, включая один «китайский». И, конечно, при каждой такой встрече проверяли патрульные документы друг у друга. Но у Самсона все эти удостоверения и подтверждения личностей теперь полного доверия не вызывали. Перед глазами всплывали бумаги Мартенса-Кочевых, человека с двумя фамилиями, одним лицом и одним маузером. Думал он, что если к фотографии можно другую фамилию подставить, то что уж говорить о документах, в которых нет фотографий? Как таким документам доверять? По печатям и подписям? Так этих печатей и подписей сотни и тысячи. Почему-то только бумаги китайских красноармейцев не вызывали у него сомнения. Да и вообще китайские имена, написанные русскими буквами, вызывали даже уважение, а иногда и восхищение. А еще в правой ушной раковине до сих пор гремело эхо убегающих ног. Они такое эхо несколько раз слышали, но в погоню не отправлялись. Потому что непонятно было, откуда и куда убегает кто-то по киевской темноте. А вот последнее эхо самым громким оказалось, и там вроде бы и понятно было, куда за убегающим бежать. Но все равно они не стали преследовать неизвестного. Вот если бы он выстрелил, а потом убежал! Но ведь выстрела не было. Были другие выстрелы, более далекие, то ли от Днепра, то ли с Печерска. Однако они только подчеркнули то, что и так всем троим в патруле ясно было — вместе с таянием снега и льда оттаяла замершая было на зиму нечисть. И пошла эта нечисть красть, грабить и убивать чаще обычного. Тех, кто крал, было больше, и так уж случилось, что именно их кражи казенных дров на вокзалах и станциях лишали город ночного фонарного освещения, делая грязную грабительскую работу проще и легче.