контрразведки…

– Уже отпущен, – вставила мама. – Но каков нахал?!

Конечно, она имела в виду не Лялькина, а репортера.

– Видимо, наши спецслужбы, – продолжал тот, – оказавшись не в состоянии найти настоящих преступников, ищут козла отпущения. Им вполне может стать Аполлон Лялькин! Запомните это имя. Мы будем внимательно следить за его судьбой и не дадим в обиду этого отважного человека!

Мама выключила телевизор и мрачным голосом сказала:

– А в ночном выпуске этот же шустрик объявит, что благодаря усилиям их телекомпании Лялькина выпустили на свободу. И Аполлон Юльевич поведает зрителям, как он томился в застенках целых два часа. Вот так, Митек, и создаются герои.

– Он же жулик! – ужаснулся Блинков-младший.

– Зато вовремя слил информацию журналистам, – вздохнула мама, и на этом разговор о Лялькине закончился. У контрразведчицы и ее сына были дела поважней, чем болтовня о дутом герое.

В тот же вечер недочитанная книжка «Как обокрасть музей» принесла Блинкову-младшему новый сюрприз. Русским художникам-авангардистам в ней посвящалась целая глава. За границей они были в большой моде, и подделывали их работы нещадно. Особенно любили подделывать картины с Берлинской выставки 1922 года.

Эта выставка стала легендарной. Побывавшие на ней картины оценивали в сотни тысяч долларов. Многие богатые коллекционеры мечтали купить их и держали под рукой каталог выставки.

Беда в том, что тогда, в 1922 году, каталог напечатали без иллюстраций. Этим пользовались изготовители фальшаков (так искусствоведы называют подделки). Они брали подходящую по стилю старую картину, подделывали подпись художника и говорили: «Это «Откровение №5», картина с той самой выставки».

Росчерк кисти с краской и название, как в берлинском каталоге, делали картину в десятки раз дороже…

Обман часто удавался. Коллекционеры скупили сотни фальшаков. Если кто-нибудь и подозревал, что его обманули, то втихаря перепродавал картину, чтобы не потерять выложенные за нее деньги.

Во всем мире было только пять экземпляров каталога со вклеенными фотографиями. Два в Германии и по одному во Франции, в Швейцарии и в музее имени Юрия Ремизова у Ларисика. (Никто и не подозревал, что шестой откуда-то взялся у мамы!) Старые черно-белые фотографии не могли совсем остановить подделыциков, но сильно усложняли им жизнь. Совсем уж откровенные фаль-шаки они старались сбывать в Америке. Но и тогда оставался риск, что недоверчивый покупатель слетает в Берлин, чтобы проверить по альбому картину, которую хочет купить. Если он готов заплатить за нее полмиллиона долларов, то и на самолетный билет наскребет.

Спросите, а что мешало напечатать хоть тысячу новых альбомов, скопировав любой из старых? Да сами же владельцы альбомов и мешали. Пока их всего пять, они известны в мире искусствоведов, как кинозвезды. К ним едут отовсюду, с ними советуются, они считаются выдающимися экспертами по русскому авангарду. А если альбом будет у всех, кому это нужно, к владельцу альбома никто не поедет за семь верст киселя хлебать. Так разве он позволит скопировать свой альбом?! Да ни за какие деньги!

И господа владельцы альбомов доигрались. В книжке Блинкова-младшего на этот счет были самые последние сведения. На сегодняшний день альбом Ларисика оказался не одним из пяти, а единственным, не считая маминого!

Владелец швейцарского умер в прошлом году, а его альбом пропал. Французский был продан два года назад с аукциона, и с тех пор о нем никто не слышал. А оба германских альбома совсем недавно поразили какие-то бактерии. Они уничтожили глянцевый слой фотографий. Осталась бумага с мельчайшим порошком серебра, из которого состоит изображение. То есть состояло, а сейчас одни фотографии совсем осыпались, другие попали на реставрацию и неизвестно, будут ли спасены.

Кто как, а Блинков-младший почувствовал за этой историей с альбомами чей-то коварный умысел. Скажешь кому-нибудь, что по книжке раскрыл тайну международной преступной организации, – не поверят. Но сомневаться не приходилось. Восемьдесят лет альбомы берегли как зеницу ока, и вдруг за последние два года четырех из пяти не стало! Такое совпадение не могло быть случайным.

А раз так, то следующей мишенью преступников будет альбом Ларисика!!

Блинкова-младшего так ошеломила эта догадка, что он долго не мог заснуть.

Подушка была горячей и неудобной. Громко тикал будильник. Короткая стрелка на циферблате подбиралась к двенадцати. Родители давно улеглись. Мама отсыпалась за прежние бессонные ночи, а папа заснул с ней за компанию. Свет уличного фонаря лежал на стене ровным пятном, перечеркнутым тенью оконной рамы. В детстве Блинков-младший боялся этой тени. Она была похожа на крест, на котором в кино распяли Спартака.

Мамин альбом лежал на столе. Переплет был из серого дерматина без картинок и надписей. Альбом Ларисика – точно такой же. Ясно: их делали в одной переплетной мастерской. Ведь сам каталог – тонкая брошюрка в бумажной обложке. К ней добавили страницы с фотокарточками и переплели все вместе.

Так, а почему все каталоги без картинок, и только шесть – с картинками? Ну, это простой вопрос. Для публики напечатали много дешевых, а для художников сделали вручную мало дорогих. Судя по всему, альбомов должно быть не пять, не шесть, а больше. Остальные потерялись, ведь с тех пор прошло почти восемьдесят лет.

Блинков-младший вскочил с постели. Он догадался, откуда у мамы шестой альбом!

Доказательство он обнаружил, как только раскрыл альбом. Изнутри на обложке стоял штамп. Блинков-младший видел его и раньше, но не присматривался – кто читает, что написано в библиотечных штампах? А сейчас ему как фотовспышкой в глаза ударило: ох, не библиотечный это штамп! Лиловыми чернилами для печатей оттиснуто: «НКВД СССР. Вещественное доказательство к ДЕЛУ №… Архив №… Папка №… 19…», и черной тушью вписаны номера и год: тридцать седьмой.

Выцветшие синие каракули на первой странице Блинков-младший тоже видел не раз и читал, но тогда они ему ничего не сказали. Какой-то Юрашка дарил какой-то Дашке «сии картинки» (он так написал), «чтоб ты помнила и не грустила». А сейчас, когда выяснилось, что альбом – вещественное доказательство, Блинков-младший сообразил, кто такой этот Юрашка. Юрий Ремизов! Мама говорила, что его расстреляли по ложному обвинению именно в тридцать седьмом году.

Только непонятно, что доказывает это вещественное доказательство. Из-за чего фотографии картин (а не секретных чертежей!) оказались в архиве НКВД? Мама говорила, что Ремизов изобрел какой-то живописный шифр. Может быть, в его картинах зашифрованы секретные сообщения?

Блинков-младший прокрался в прихожую и взял из папиного пиджака на вешалке очки. Они были, как лупы: плюс три. Вдаль смотреть – глаза сломаешь, но если елозить носом по страницам, очки здорово увеличивали.

И он стал елозить. Для начала под прицел папиных очков попала «Композиция из девяноста девяти спринцовок». Она больше всего подходила для передачи зашифрованного текста. Ведь эти спринцовки художник мог нарисовать в нужном ему порядке, имеющем тайный смысл. А, к примеру, «Младенец с наганом» – он и есть младенец: нос на месте, глаза на месте…